покрывало помялось. Но почему-то продолжало смотреться намного опрятнее, чем, к примеру, у него в квартире, когда он просыпался по утрам на своей кровати.
Он осмотрелся. Комната вообще была уютной и опрятной. Будто жить в нее пришли совсем недавно. Еще не рассталась она с изначальным порядком. Книги на полках стоят слишком ровненько, как недавно поставленные, нет всяческих ненужных мелочей на прикроватных тумбочках. Хотя и нужные-то еще не все были. Одежда, видимо, еще аккуратно висела в шкафу, а не валялась на креслах, как бывает в его квартире. Но все же тут жили люди. Вон стопка газет на столике, неровная, сложенная второпях, вот тапки у кровати, носками в разные стороны, пачка сигарет возле пепельницы. Но чья это комната?
Из-под закрытой двери пробивалась полоска света. Алек решил пойти туда и узнать, что и как в этой жизни без него складывается.
Комната была большая, с высокими потолками и с необычно широкими окнами. Как на террасе в каком-нибудь дачном коттедже. Самое интересное, что это и правда была терраса. Пристроенная к обычной сталинской двухкомнатке. Необычный, но очень удачный ход. Классный способ расширить жилплощадь.
Мебели здесь было немного. Круглый обеденный стол в углу, между окон. Стулья вокруг него. Шкаф, книжные полки да еще один маленький столик под компьютер. Сейчас на нем стоял чей-то ноутбук. На тумбочке угнездился телевизор. Лицом к нему, в плетеном кресле-качалке с высокой спинкой восседала Елена. Ее ноги были заботливо укутаны пледом. Его дорогая подруга смотрела какой-то водевильный сериальчик и тихо забавлялась.
– Выспался? – не оборачиваясь, поинтересовалась она.
– Вроде того, – отозвался Алек, проходя в залу.
– Хорошо, сейчас есть будем. – Она обернулась и мимолетно ему улыбнулась. Вид у Елены был довольный и расслабленный. Лишь легкая тень грусти в глазах.
– А мы где? – все же решил поинтересоваться Алек.
– У Влада, – продолжая следить за происходящим на экране, сообщила она. – Мы долго думали, куда податься. Решили сюда. Он меня соблазнил деликатесами румынской кухни. Ты чего-нибудь об этой кухне знаешь? Может, хоть названия какие вспомнишь?
Алек задумался. Нет, о румынской кухне он точно ничего не знал. Он вообще не очень-то увлекался кулинарией. Готовить ему приходилось, но, кроме борща, макарон по-флотски и щавелевого супа, ничего такого изысканного Алек соорудить не мог. Что же касалось кухонь народов мира, тут у него были только приблизительные, даже несколько ассоциативные, познания. Пицца – значит Италия, гуляш – значит Венгрия, шашлык – Грузия, лягушачьи лапки и луковый суп – Франция, сало – ридна Крайна. Этого ему в жизни было вполне достаточно.
– Нет, – сознался он. – Ничего не знаю. Да и какие такие там могут быть названия? Шпаклик какой-нибудь.
– Чего-чего? – Елена, лукаво улыбаясь, повернулась к нему.
– Ну… Это из мультика, – смутившись, начал объяснять Алек. – Про крокодила Гену.
– Сам ты крокодил Гена, – ласково обозвала подруга. – Никакой от тебя помощи. Вот отравит нас воевода, а головы на колья насадит. Другим наука…
– Его пример другим наука… – забубнил Алек. – Но, боже мой, какая скука… Тьфу, Лен, я с тобою чокнусь! Уже цитировать «Евгения Онегина» начал. Не очень и в тему…
– Поешь, полегчает, – успокоила она.
Алек подумал, что у него слишком много к Елене вопросов. Щекотливых. Но задать их он должен. Потактичнее только надо.
– Лен, – нерешительно начал он. – А вы… вы куда еще ездили, пока я спал?
– Мы не были в морге, – ровным голосом, уставившись в экран, ответила она. – Я не смогла, Алек. И… нет в этом необходимости. Ни ему, ни мне.
– Согласен. – Он облегченно вздохнул. Необходимости и правда не было. Разве та холодная вещь, что лежит сейчас в холодильнике морга, – это Швед? Нет. Швед – это тот полупьяный смеющийся засранец, который когда-то доводил Алека до бешенства. Тот талантливый стильный художник, который подарил ему картину. Тот веселый мальчишка, чем-то напоминающий Питера Пэна, что любил валяться по траве, строить солнцу рожицы и бегал купаться, ныряя с обрыва, норовя свернуть себе шею. Тот философ-эстет, что когда-то учил его жизни в своей мастерской. Зачем идти в холодный бездушный зал? Зачем запоминать его бездвижное тело, когда в памяти он все равно навсегда останется таким, каким был при жизни?
– Я поставила за него свечку в костеле, – зачем-то сказала Елена. – Он просил.
– Что? – Алек на миг испугался, что она сошла с ума, что решила, будто может общаться с духами. Или все же общалась?
– Не дури, – успокоила она. – Он мне звонил дня три назад. Говорил о новой идее, что расскажет, как приедет. Просил поставить свечку, за удачу… Он был веселым и каким-то буйным. Прямо как раньше… Или как…
– Когда был влюблен, – закончил за нее Алек. – Черт, да куда здесь сесть-то? Толплюсь тут посреди комнаты, как дурак!
– Почему как? – ехидно поинтересовался Влад, появляясь на пороге с тарелками в руках. – Ну, что? Девушка созрела?
– И уже давно, – ответила Елена. – Он уже тут вовсю интересуется подробностями пропущенной жизни. Ему рассказать, как ты меня соблазнил?
– Обязательно, – согласился Влад. – Он же следующий.
