— (флегматично) Дочь моя, я ездил на отечественных поездах в паломничество. Если это было стандартное купе на четверых, то демонстрировать свои прелести вы бы смогли разве что с потолка, а сие тяжко по целому ряду причин. На нижней полке это физически невозможно. Допустим, вы вскарабкались на верхнюю, но тогда вам пришлось бы упереться руками и ногой, стараясь не свалиться вниз на ходу, ибо поезд сильно трясёт.
— (с плохо скрытым бешенством) Слушайте, батюшка, да какая вам, в принципе, разница?! Вот смогла и смогла. Может, я отличницей была в цирковой школе по классу акробатики.
— (спокойно) Безусловно, этот восхитительный факт довольно многое объясняет, дочь моя. Но даже он не сможет оправдать ваш весьма странный стиль разговора — словно вы целую ночь, не разгибаясь, читали кипу женских эротических романов в мягких обложках.
Краткая пауза. Разумеется, демон Этельвульф не хочет признавать, что именно так оно и было. Он не спал 48 часов подряд, планируя эффектное соблазнение. Помимо книг, бес за двое суток просмотрел с десяток порнофильмов, прочитал подшивку журналов «Хастлер» и отдал должное киносеансам, рассматривая роли мужчин в женской одежде — в их числе «В джазе только девушки», «Здравствуйте, я ваша тётя!», «Тутси» и «Миссис Даутфайр». Коллегия Демонов стоит на ушах ввиду загадочного убийства Астарты, однако выполнение миссии для перехода в восьмой разряд никто не отменял.
— (борясь с желанием схватить собеседника за горло) Нет, батюшка. Сама моя природа такова, а утроба женская суть ненасытна, посему я и повествую о своих грехах подробно. Глядя на разгорячённых мною мужчин в купе, я думала лишь об одном — почему их так мало? Ведь помимо всех моих туннелей, у меня останутся свободны обе руки… На счастье, послышался стук в дверь — пришли проводник и продавец бутербродов с сыром.
— (тихое покашливание) Утроба — дочь моя, в общем-то, живот, а не то, что ты думаешь. Если она ненасытна, это печально, но милостью Божией всегда можно сесть на диету.
— (в истерике) Батюшка, почему вы мешаете мне исповедоваться?
— Отчего же? Покайтесь в своих грехах — я выслушаю вас, аки добрый пастырь.
— (кротко) Хорошо. Короче говоря, я поимела их всех. И святого старца, пытавшегося откреститься от меня, как чёрт от ладана. И подобного робкому кролику отрока. И женатого мужчину, хотя он жалобно скулил, взывая к Господу. Но Господь не пришёл к нему на помощь. И продавца, испуганно пахнущего сыром. И проводника, обещавшего бесплатный чай. Сгладит ли мой грех то, что всё происходило без презервативов?
— (профессионально) Дочь моя, тут вопрос двойственный. С одной стороны, церковь не поощряет употребление противозачаточных средств, ибо они препятствуют появлению цветов жизни. С другой — крайне сложно предположить, кого бы вы произвели на свет в финале столь откровенного разврата. Возможно, схожую ситуацию описывал Александр наш Сергеевич Пушкин, указывая: «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку». Презервативы здесь — не главный грех.
— (скрежеща зубами) А сам момент прелюбодеяния? У меня было пятьдесят мужчин!
— Я слышал много исповедей. По нынешним временам это мелочь, дочь моя.
— Да, я согласна, неделька выдалась так себе… обычно я сплю с семьюдесятью.
Короткая пауза.
— И вы специально пришли, чтобы рассказать об этом мне?
— Ох, батюшка, я такая счастливая… я всем рассказываю… и раввину, и мулле, и пастору. Вот что для вас как для священника плотский грех? Вы любили когда-нибудь женщину?
Довольно красноречивая тишина.
— (задумчиво) Знаете, не имей я достаточно большой духовной практики и не проведи я сотни исповедей, я бы подумал, что вы демон, посланный Сатаной для моего искушения.
— (короткий сухой кашель — как у человека, который чем-то подавился от удивления) Э… да ну что вы, батюшка. Я всего лишь скромная девушка, одержимая нимфоманией. Например, представляете, на встречу с вами я пришла абсолютно без нижнего белья…
— Бедность — не порок, дитя моё. Если нет денег на трусы — Господь не оставит вас.
Звук, определённо похожий на скрежет зубов.
— (шёлковым голоском) Батюшка… я сняла трусы вовсе не из-за бедности. А потому что хочу вас и умираю от желания. Возьмите меня прямо сейчас, в этой церкви… моё прекрасное юное фотомодельное тело, Вы монах, и вы не представляете, какие радости жизни я смогу подарить вам. Разве секс с богиней не стоит целого мира? Отдайтесь мне.
— (с доброй усмешкой) Девушка, ну это как-то даже скучно. Вы читали классику? Надо культурнее соблазнять. А вы сразу трусы на штандарт, как знамя. Почитайте Толстого, «Отца Сергия». Там всё очень витиевато. Ах, я вымокла, мне следует раздеться, чтобы высохнуть. И стук глубокой ночью в дверь — ах, я, кажется, заболела, вся горю, мне нужно лекарство, откройте, сударь, прошу вас. Вот это, я понимаю, соблазнение. И пусть Сергий устоял перед многоопытной светской львицей, он всё же согрешил, пал в объятья малоумной, но развратной купеческой дочки. Потому что она вела
