себя, как человек.
— (в полнейшем и катастрофическом ужасе) Батюшка, я…
— Мадемуазель, вы явились в Божий храм и ведёте себя, словно актриса из порнофильма. Да, я не смотрел, но осведомлён насчёт порно: как людям, никогда не бывавшим в Париже, известно, что он находится во Франции. Это не исповедь, а римейк «Отца Сергия». Только я, с вашего позволения, палец рубить себе не буду: у меня соблазна нет.
Шорох снятого платья.
— (рыдающим голосом) А сейчас? Батюшка, вы не поверите, на что мне пришлось пойти ради этой встречи. Вы даже понятия не имеете. Я в первый раз разделась перед мужчиной.
— (озадаченно) Полагаю, тем семидесяти мужчинам, ставшим вашими любовниками на прошлой неделе, не очень-то повезло. Дочь моя, вы тратите время понапрасну. Есть представители профессий, коих такими вещами не возбудить — как акушер и гинеколог. Иеромонахи из той же оперы. Вас не удивляет, почему в пост я хожу мимо витрин с огромным количеством окороков, ветчины и колбас, и меня это не волнует? Да, если есть зуд — следует почесать место, где чешется. Но лучше зуда не иметь вовсе: и я живу по такому принципу. Никто не шокирован, когда вегетарианец отказывается от копчёной грудинки, но все в благословенном ужасе, если священник не взял голую женщину.
Тяжёлый страдальческий вздох.
— Батюшка, право, не стоит сравнивать голую женщину с копчёной грудинкой.
— И то, и другое — бесовский соблазн, дочь моя. Разницы никакой.
Среди горести и разочарований Этельвульфа посетило другое внезапное ощущение — этот поп чего-то да знает. Иначе откуда ему ведать про равенство грехов прелюбодеяния и чревоугодия? Ведь копчёности в своё время изобрела целая группа лаборантов-демонов из соответствующего отдела — отсюда и тамбовский окорок, и прошутто, и хамон, и югославская сыровяленая ветчина. Кто-то слил ему инфу? Да, и такое может быть. Уфф, хватит предположений. Он сходит с ума. Почему не получается? Ведь и покойная Астарта говорила, в порнофильмах всё предельно просто.
— (слабо возражая) А скажем… борщ может быть бесовским соблазном?
— (непреклонно) Если в пост и с мясом — разумеется. Дьявол умён, и у него миллион способов погубить бессмертную душу, включая разновидность супа из свёклы: пусть многие и не верят в богатство извращений Сатаны. Вероятно, вы пришли ко мне по глупости, а если нет — невольно выполняете задание от Лукавого. Я не хочу винить вас… но для удобства дискуссии, пожалуйста, наденьте ваше платье в жутких розочках.
— (поспешно) Да-да, конечно, батюшка (резкое и быстрое шуршание). Всё в порядке.
— (одобрительно) Вы не хотите реально покаяться в своих грехах, дочь моя?
Серия крайне тяжёлых вздохов.
— Мои настоящие грехи, батюшка, паровоз не потащит. Я самое греховное создание в мире. Вот знаете, мне по работе доверили простейшую задачу. А я никак не могу её решить. Уж и так пробовала, и этак — бесполезно. Мной овладевает уныние. Вечерами дома я закуриваю трубку, завариваю чай и философствую о своей никчёмности.
— Работа? Да благословен будь Господь, проблемы в офисах сейчас у большинства населения, и люди думают, что снижение зарплаты — оно и есть Апокалипсис. Мне кажется, не стоит придавать этому большого значения. Дочь моя, вы менеджер?
— (краткое молчание) Да, в какой-то мере. И мне очень надо навязать одному человеку вещь, которая ему в принципе не нужна. В этом весь смысл современного бизнеса.
— Согласен с вами. Например, мне по десять раз в месяц звонят и рассказывают, какой у них классный интернет-провайдер. И без разницы, что я не хочу к нему подключаться. Им главное — продать контракт и отчитаться о проделанной работе. Я не могу такое благословить.
— (с придыханием) Понимаете, мне это ОЧЕНЬ нужно. Я мечтаю о повышении. Я уж и так пятьсот… то есть, простите, пять лет на одной и той же должности. Вервольфом завыть хочется. Нет, я понимаю — вероятно, вы не желаете быть архиереем или митрополитом, а то и патриархом… к тому же должность патриарха многие годы занята… гм… не будем говорить кем. Посоветуйте — что я могу сделать, дабы продать этому человеку ненужную вещь? Я, уж поверьте, наизнанку вывернулась — делаю всё, чего никогда бы не сделала.
— (кротко) Я не могу давать советы в таких вещах, дочь моя.
— (с неожиданной злобой) О да, кто бы сомневался! А разве эрпэцэ не продаёт веру, как редиску? Все эти свечки, иконы, ладанки и прочая фигня? In my humble opinion, церковь — самая успешная корпорация за всю историю человечества — не платит мало-мальских налогов, а доходы покрывают «Газпром», как бык овцу. Нестойких личностей уже начали сажать за оскорбление чувств верующих, возврат к славным «тёмным векам» не за горами: скажешь, что Бога нет, и тебя на дыбу потащат. Но, батюшка, задумались ли вы хоть раз — почему пастыри, призывающие к смирению, кротости с аскетизмом, — в золоте, с охраной, на «Мерседесах» и сажают за критику самих себя? Христос бы такое одобрил?
— (спокойно) Я этого не знаю, дочь моя. Хотите, помолимся вместе и спросим у него?
Резкий, прерывистый кашель.
— Нет, знаете, покорнейше благодарю — я лучше пойду. Мне что-то поплохело.
