Чувствуя себя мерзко и некомфортно в своей собственной коже, я заставила свои глаза открыться. Дэймон лежал рядом со мной в глубоком сне. Щеки его ввалились, а под глазами залегли синяки багряного цвета, скорее всего от изнеможения. Его лицо было бледным, а губы приоткрылись.
Несколько локонов вьющихся темно-каштановых волос упали на его лоб. Никогда прежде я не видела его таким изнуренным. Его грудь размеренно поднималась и опускалась, но страх просочился по моим венам.
Я приподнялась на локте и наклонилась, положив руку на его грудь. Его сердце билось под моей ладонью, немного ускоренно из-за моего.
Пока я смотрела, как он спит, неприятная смесь эмоций приобрела новую форму. Она дополнилась ненавистью, превращаясь в ожесточенную оболочку горечи и гнева. Моя рука на его груди сжалась в кулак.
То, что они сделали со мной, было мерзким, но то, что они заставили сделать Дэймона, выходило за рамки этого. И с этого момента будет только хуже. Они начнут приводить людей, и когда, изменяя их, он потерпит неудачу, мне будут причинять боль, чтобы добраться до Дэймона.
Я стану Бетани, а он станет Доусоном.
Зажмурившись, я сделала глубокий выдох. Нет. Я не могла позволить этому произойти. Мы не могли позволить этому произойти. Но в реальности это уже происходило. Я хотела закрыться от того, что меня ожидало.
И если эти уродливые события продолжат множиться — а они продолжат, — как мы сможем оставаться другими? Как мы сможем не превратиться в Бетани и Доусона?
И тут догадка поразила меня.
Я снова открыла глаза, и мой взгляд пропутешествовал по широким скулам Дэймона. Я не была сильнее Бетани, потому что я была уверена, что она была и все еще оставалась сильной. Дэймон не был лучше Доусона. Но мы должны были стать сильнее и лучше «Дедала».
Опустив голову, я нежно поцеловала Дэймона в губы и в тот момент поклялась: мы сбежим отсюда. Не просто потому, что Дэймон обещал мне. Один он не справится.
Но мы — сможем.
Неожиданно его руки обхватили мою талию, и он потянул меня на себя. Один потрясающе зеленый глаз открылся.
— Эй, привет, — пробормотал он.
— Я не хотела тебя разбудить.
Уголок его рта приподнялся.
— Ты и не будила.
— Ты не спал? — Когда его улыбка стала шире, я покачала головой. — Так ты просто лежал и позволял мне таращиться на тебя, как на рептилию?
— Именно так, Котенок. Я полагал, что позволяю тебе получить свою долю восхищения, но потом ты поцеловала меня, и… ну, мне нравится быть немного больше вовлеченным в этот процесс.
Оба глаза открылись, и, как всегда, смотреть в них было восхитительным.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я в порядке. На самом деле я чувствую себя отлично.
Устраиваясь рядом с ним, я поерзала головой по его руке, и он опустил ее, запутавшись пальцами в моих волосах.
— А как ты? Я знаю, что на это должно было уйти чертовски много сил.
— Ты не должна обо мне волноваться. То, что они…
— Я знаю, что они сделали. Я знаю, почему они это сделали.
Я наклонила голову вниз, скользнув рукой между нами. Он напрягся, когда мои пальцы задели его живот.
— Я не собираюсь тебе лгать. Это было чертовски больно. Когда они делали это, я хотела… Не думаю, что тебе стоит знать, чего я хотела, но я в порядке благодаря тебе. И я ненавижу то, через что они заставили тебя пройти.
Его дыхание касалось моего лба, последовала продолжительная тишина.
— Ты меня удивляешь.
— Что? — я посмотрела вверх. — Дэймон, я не удивительная. Это ты. То, что ты можешь делать. Что ты сделал для меня. Ты…
Он положил палец на мои губы, заставляя меня умолкнуть.
— После того, что пришлось тебе выдержать, ты больше беспокоишься обо мне? Да, ты удивляешь меня, Котенок, правда.
Я почувствовала, как мои губы растягиваются в улыбке. Странно, что после всего я все еще могу испытывать желание улыбнуться.
— Хорошо, как насчет этого: мы оба удивительные.
— Мне это нравится.
Он приник к моим губам, поцелуй был сладким и нежным, точно таким же умопомрачительным, как и другие, словно обещание — обещание большего и будущего.
