замку, и затем фрау Ингеборга Винтер, величественная, ледяная и прекрасная, спускалась к нему с оружием, выкованным не из стали, а сделанным из самого чистого и потому невиданно прочного льда, и они обменивались положенными ударами…
Но сегодня все было не так. Отдышавшись, Паннакот понял, что фрау Ингеборга уже здесь. Над внутренним двором, над застывшим фонтаном витал могучий аромат земляники. Полярное сияние металось над замком, меняя цвета, и Кальдерий не мог понять, точно ли у его извечной противницы брови горестно вздернуты, углы рта опущены и обрамлены трагической складкой, а на ресницах смерзлись слезы, — или все это лишь мерещится.
Потом он увидел, что фрау Ингеборга безоружна.
У него у самого, надо полагать, было столько недоумения и растерянности в облике, что хозяйка Зимнего замка уже развела белые ледяные, не нуждавшиеся в перчатках ладони, уже и губами шевельнула, как бы собираясь сказать: «Ну, видите вы это разорение?», как вдруг послышались шаги, и из внутренней арки показался мальчик.
Паннакот никогда не видел Принца Зимы, хотя, конечно, слышал что-то такое, не то слухи, не то враки… Это был совсем маленький мальчик, не старше десяти лет, и насколько фрау Ингеборга была бела и светла, настолько же он был черен. Так и должно быть, подумал Паннакот — полгода же тут белый день, а полгода ночь… Принц брел к ним не спеша, и вот он-то как раз был вооружен маленькой детской сабелькой, как показалось Паннакоту. Мальчишка остановился в шаге от Кальдерия и черкнул по нему странным быстрым взглядом исподлобья — будто зеленые искры заплясали, отразившись в больших черных глазах.
— Мама сердится, — сказало зимнее дитя, шепелявя и не очень правильно выговаривая другие звуки. — Не хочет тут оставаться. Ей слишком сладко. Ты нас увезешь?
— Если твоя… мама согласится…, — пробормотал Паннакот, запинаясь и еле ворочая языком от неожиданности, и боясь посмотреть на Снежную королеву — вдруг она откажется?
— В горы? — спросил дьявольски проницательный ребенок, который как будто подсмотрел мелькнувшее перед Кальдерием видение его горнолыжного домика — пожалуй, фрау Ингеборге там будет хорошо, и никаких кондитерских пчел, конечно…
— В горы.
Мальчишка кивнул и сунул в рот то, что Паннакот принял за сабельку — это была цветная фруктовая сосулька. Неправильные пчелы, неправильный мед, замок из варенья и мороженого — какие уж тут ритуальные битвы. Паннакот оглянулся, сунул меч в первый попавшийся ванильный сугроб и засмеялся.
Где-то в стойле затрубил соскучившийся по быстрому бегу олень.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРОМУ ВЕЗЛО
Владимир Бережинский
«…Орлиное гнездо — дом престарелых для бывших диктаторов…»
Ему всегда везло. Он знал это с самого детства. Ему повезло с родителями, со страной, с временем, с друзьями и соратниками. И когда они все вместе начали бороться с тогдашним Главой, ему повезло уцелеть после серии страшных провалов в организации. И именно тогда родилось изречение: «Если кого- то начинают называть Вождем, Отцом, Главой, значит, он уже умер, только еще не знает об этом». Впрочем, теперь эти слова помнит только он. Остальные умерли.
Ему всегда везло. Но больше всего повезло в такой же, как сегодня, солнечный день много лет назад. С тех пор этот день стал государственным праздником. А его самого с недавних пор за глаза стали звать Папашей. И еще «лучшим другом дзюдоистов и (почему-то) горнолыжников». Он знал об этом и не обижался. Это ведь говорят любя — эту любовь он заслужил, когда еще в самом начале своей власти провел успешные переговоры с террористами, захватившими самолет. Он тогда рискнул полезть к ним, хотя все — и начальник его охраны, в том числе, были против. Ему тогда повезло. А, может быть, ему просто помогли друзья-десантники, так же как и позже, во время организованного главохранником мятежа. Потом они были переведены в разные гарнизоны, и почти никого из них нет уже в живых — возраст, нервы, опасная профессия…
Но пора вставать. Действительно пора? ведь сегодня юбилей, и предстоит торжественный обед, парад и прочие положенные мероприятия- побрякушки.
Он подошел к лагуне и с удовольствием бросился в воду. Он всегда любил море и особенно любил плавать в самый свирепый шторм, проверяя свое везение. Так же, проверяя себя, он в начале карьеры летал на боевых самолетах и ходил на новых кораблях… И вот уже много лет купается в этой тихой,