— Ну да.
— Так давайте, я вас проведу.
Она смотрела на него во все круглые, зеленые, восторженные глаза. И Гришка рубанул сплеча, ввязываясь, и пофиг, в бог весть какую авантюру:
— Ну, давай, веди.
— У нас Григорий Иванович в этом семестре специализацию читает, — говорила она, уверенно ведя его по коридорам, повороты которых Гришка не сообразил вовремя начать запоминать. — Говорят, строгий очень, особенно к девушкам. Правда?
— Стопудово, — на голубом глазу подтвердил Гришка. — А то девки привыкли, что все им на шару.
— Неправда, — обиделась рыжая. — И вообще сексизм. Лично я не думаю, что Григорий Иванович такой.
— Это ты не думаешь, — зловеще уточнил он.
— А вы где учитесь?
— В консерватории, — врать ей становилось все легче и приятнее. — Играю на этом… саксофоне.
— Здорово… А к нам поступать, наверное, принципиально не хотели?
Он кивнул со всей важностью:
— Принципиально.
— А я всю жизнь мечтала, — вдруг доверительно созналась девчонка. — Именно сюда. Ну, то есть не всю, а с тех пор, как он был основан. Все-таки самый знаменитый экспериментальный университет в стране! К нам со всего мира едут учиться, потому что больше нигде… — она запнулась, покраснела. — Ну да вы знаете, конечно.
Гришка кивнул молча, пытаясь сообразить. Где это у нас такое? — новый университет, немыслимо крутой и навороченный, прикладная электроника и тому подобное, да еще и в небоскребе… стопудово не в нашем районе. И не в городе. Но тогда как же?!.
Девчонка остановилась напротив зеркала, вскинула руку, поправляя прическу, нашла время. И негромко, почти виновато сказала:
— Вот. Пришли.
— Где? — сдуру сболтнул он. И еще глупее исправился: — Что?
— Его кабинет.
— А-а.
По идее, догадался Гришка, зеркало должно было раздвинуться, как двери на элементах; кстати, они наверняка прозрачные с той стороны, эти двери-зеркала, любопытно бы глянуть. Но ничего не происходило. Тогда он поднял руку и поводил перед зеркалом растопыренной ладонью, словно перед глазами замечтавшегося приятеля.
— Здесь, — повторила девчонка за его спиной, и голос у нее был странно изменившийся, звенящий. — А я пойду, лекция скоро.
Оборачиваться он не стал.
Стоять под запертым кабинетом, или что оно там такое, было, конечно, тупо. Гришка помялся еще немного, прикидывая, как бы разузнать поконкретнее про этот университет. Заведение впечатляющее, более чем, он уже заценил. Вот бы… блин, а ведь он, между прочим, намыливался после ПТУ попробовать податься куда-нибудь на мехмат. Разумеется, еще до всего, до Ксюхи с ее залетом, до скоропостижной женитьбы. Теперь-то Гришка ни о чем таком давно не думал.
Бли-и-ин!
Он же совершенно забыл про Ксюху, про поликлинику, про карточку малого. А там, наверное, очередь уже… нет, ну что за фигня?!
Почему было не подумать сразу про эту чертову карточку? Ну допустим, Ксюха, она такая, сорок дыр в голове, но теща-то!.. Гришка не мог припомнить, чтоб она чего-нибудь когда-то забывала. Наверняка специально не напомнила, чтобы он бегал потом на посылках, как мальчишка.
И так всю жизнь! Когда другие пацаны могут делать все, чего захочется — то ли гудеть до утра в общаге, то ли поступать, блин, в консерваторию. Вон, даже Мишка, и тот думает себе что-то эдакое после школы, чуть ли не за границу рвануть по обменной образовательной программе… не признается, гад, но мать проболталась. В том смысле, что хоть кто-то в семье…
— Да он, я тебе точно говорю.
За его спиной снова шептались какие-то девки, как сговорились, дуры. Заняться им больше нечем — в таком универе! Тем более что лекции у них, если верить рыжей, уже начались.
Что-то тут было такое с акустикой, в этом коридоре: Гришка отчетливо слышал каждое слово, пускай не очень-то и хотелось.
— У Григория Ивановича такой взрослый сын?
— Ну да, а ты не знала? Он рано женился. Имя еще интересное… Всеволод? Не, вру, Святослав. Одно лицо, скажи? Симпотный…
