Лилли смотрит на него.
– Что?
Она облизнула губы, окинула взглядом узкую комнату с окаменелой землей и древними сваями. К этому моменту Томми Дюпре, Дэвид Штерн и Гарольд Стобач услышали шум и подошли, чтобы встать позади Лилли с напряженными выражениями на лицах. Практически говоря сама с собой, Лилли произнесла:
– Это получается, что… где-то
Майлз пожал плечами и встретил ее пристальный взгляд, но ничего не ответил.
Дэвид Штерн нервно крутил пальцами. Он был одет в черную ветровку с логотипом, который уже фактически полностью оторвал от нагрудного кармана, а подмышки у него промокли от пота.
– Ты точно уверен? – недоверчиво поинтересовался он, глядя на молодого автоугонщика. – Мы должны быть уверены.
Майлз кивнул.
– Я видел их на западной стороне леса Томастон, по направлению к Семьдесят четвертому, приблизительно в пяти милях от перекрестка.
– От Восемнадцатого шоссе, ты о нем говоришь?
Майлз кивнул.
– И худшая новость – это то, что их вдвое больше, чем мы думали. Они похожи на чертову армию, примерно сотня чертовых марширующих оркестров, прям такие же счастливые, как мы с вами!
Лилли смотрела вниз, прикусывая губу, думала, а затем подняла глаза на Майлза.
– Когда это было? Когда ты видел их в лесу Томастон?
Майлз пожал плечами.
– Примерно полчаса назад.
– Черт! Черт! – Лилли подняла рацию к губам и нажала на кнопку. – Боб? Ты меня слышишь?
Сидя в темноте тоннеля Элкинс-Крик, непосредственно под городом Карлинвиллем, Джорджия, Боб подпрыгнул от звука голоса Лилли, потрескивающего из рации, отзывающегося эхом в пустынном проходе.
– …
Боб нажал на кнопку:
– Я все еще здесь, девчушка, не вопи так.
– …
Он вперил взгляд в рацию.
– Сейчас?
–
Он уронил рацию, повозился со своей зажигалкой и понял, что начал молиться о том, чтобы старинный фитиль загорелся.
Боб Стуки не атеист. У него было собственное понимание того, кто такой Бог и насколько он, должно быть, занят. Но прямо сейчас, когда Боб касался зажигалкой конца бикфордова шнура и тот начал искрить, мужчина заинтересовался, мог ли бы Бог улучить момент и сделать ему это одолжение.
Проповедник услышал первый взрыв за своей спиной, стоя на подножке автофургона. Это выглядело как невероятная переработка картины «Вашингтон пересекает Делавэр»: лицо Иеремии в кроваво-красных пятнах, на нем траурный черный костюм, тяжелые сапоги, а лысая, словно бильярдный шар, голова смутно сияла в предрассветной темноте. Ночное небо мерцало в вышине, словно стробоскоп, и тут начались подземные толчки.
Сначала проповедник инстинктивно пригнулся, как будто в него стреляли, и затем, раздосадованный, обернулся, чтобы посмотреть на стадо ходячих.
Он увидел, как второй и третий взрывы разорвали землю на окраине Карлинвилля, возникли в мрачном свете, словно нефтяные фонтаны из частичек земли в бриллиантово-оранжевых перьях. Широкие черные струи разлились в бледно-сером небе, отбрасывая назад половину стада, как будто заворачивая ковер.
Иеремия видел однажды настоящий смерч, когда был в палаточном лагере, посвященном встрече возрождения веры в Арканзасе, и все выглядело очень похоже: кемпинг и трейлеры, целая община, вся округа до горизонта будто бы растворилась, попав в яростное торнадо. Крошечные частицы, поначалу казавшиеся непонятным мусором, или обломки оказывались при ближайшем рассмотрении качелями, дымоходами, машинами и даже домами. Такое зрелище заставляет душу человека сжиматься с первобытным беспокойством, природа-мать показывает одну из своих самых противных истерик. И теперь эта скверна – эти взрывы – напоминала ураган своим гулким стремительным движением.
Проповедник пригнулся снова, когда летящий обломок приземлился на трейлер, темный, блестящий объект, который подпрыгнул на крыше и упал на переднюю часть кузова, оказавшись в нескольких дюймах от подножки, на которой стоял Иеремия. Предмет застрял за автомобильным крылом, и