– Простите? – Голос рядом с ним выдернул его из мира грез. – Что вы сказали?
– А?
Иеремия повернулся и взглянул на серое, изможденное, испещренное глубокими морщинами лицо Луиса Пакарда, который управлял лебедкой, – тот силился разобрать слова. Иеремия улыбнулся.
– О… да… Я просто напевал старый гимн… мой любимый. «Старый добрый крест».
– Грузовик брата Стивена вместе с мертвецами поднимается на холм.
– Отлично, Луис.
Морщинистый человек нервно пожевал одной щекой.
– Брат, вы знаете, что я с вами на сто десять процентов.
– В чем дело, Луис?
– Эти люди должны идти, и я с вами, до последней капли крови.
– Да в чем дело?
Морщинистый человек издал напряженный вздох и проговорил тихим шепотом:
– Мы никогда не сможем заставить их зайти в тоннели, никогда, даже за миллион
Проповедник лишь улыбнулся в ответ. Он чуял волну смерти, поднимающуюся в дуновении ветра, это было похоже на приближающуюся грозу. Он слышал шум грузовика Стивена: человеческие крики стихли, пленник прекратил сопротивляться мукам и потере крови уже давно. Проповедник ощущал вес всех этих войск, пробирающихся сквозь лес позади грузовика, и дьявольский хор из рычащих и ворчащих звуков наполнял ветер.
Он бросил взгляд через плечо и увидел, как грузовик материализовался за поворотом лесной дороги, преследуемый морем теней в стробирующем свете фар. Он повернулся к остальным:
– Все по машинам, двери заприте!
Затем Иеремия пошел к фургону, рывком открыл боковую дверь, залез внутрь и вытащил коробку, на которой написано «ПУЛЬТ УПРАВЛЕНИЯ БАГГИ ДЛЯ ЕЗДЫ ПО ПЕСКУ».
Наконец голос прорезался через тишину из рации Лилли Коул:
–
Лилли почувствовала, как стены тоннеля смыкаются вокруг нее, будто внутренности живого существа, которое реагирует на яд в своем теле, и от этого ее настиг спазм в желудке. Она нажала на кнопку и произнесла в микрофон:
– Вы уже добрались до церкви? Прием.
–
– Хорошо, просто прекрасно… Мне нужно нахрен выбраться отсюда, а то я тут одна от страха просто сдохну.
–
– Хорошо.
Лилли быстро побежала вниз по основному проходу по направлению к люку. Даже сейчас, во время пробежки, она чувствовала, как холодные пальцы клаустрофобии смыкались вокруг шеи, лишая ее дыхания, заставляя ручьи холодного пота бежать по спине.
Впереди нее тоннель, казалось, совсем расплылся, превратившись в двоящуюся картинку из кино. Клаустрофобия мучила ее большую часть жизни, с тех пор как она случайно заперла себя в шкафу в доме кузена в Мейконе, когда ей было девять лет.
Теперь она снова чувствовала это холодное прикосновение возвращающейся паники, ледяные пальцы которой барабанили по позвонкам.
Тоннель петлял. Теперь Лилли едва ковыляла. Она замедлила шаг и прислонилась к стене. Женщина понимала, что давно уже не была в тоннелях одна, а может быть, и вообще никогда не была; сейчас трудно сказать с уверенностью. Она моргнула, потерла глаза, попыталась не обращать внимания на головокружение, которое накатывало на нее, и сфокусировать взгляд на вделанных в стену ступеньках в конце основного прохода.
На границе видимости, примерно в пятнадцати футах от нее, еле виднеются вмятины на каменной стене. Она бросилась к ним стремглав, едва не упав лицом вниз. Головокружение становилось все сильнее, оно угрожало сбить с ног. Лилли ухватилась за балку. Казалось, что голова сейчас свалится с плеч, и тошнота нарастала, но она старалась, чтобы ее не вырвало, и продолжала двигаться вперед дюйм за дюймом.
Она достигла ступенек в тот самый момент, когда впервые услышала звук.
Слабый отдаленный шум, такой странный и абсурдный в этот момент, – в темном заплесневелом месте, – заставил ее задрожать от холода, а ее мозг работал, как заведенный мотор. Сначала она даже не смотрела через плечо. Она просто стояла здесь, положив одну руку на ступеньку, все тело словно парализовало, как в кошмарном ледяном сне.
Что-то двигалось в темном конце тоннеля, иногда поблескивая: сперва казалось, что это какое-то животное.
Она повернулась и увидела небольшую игрушку с антенной, которая направлялась к ней.
«Что за хрень? – подумала она, – Это что, часть того?..»