Конь взбирался на перевал, скользя по обледеневшим камням. Терренс старался мыслить здраво, но из-за лихорадки это становилось все труднее. Любое несчастье с конем означало для него смерть — он не выживет, оставшись пешим на ледяных высотах. Но это обстоятельство, еще утром нагнавшее бы на него страху, теперь порождало только странное безразличие. Другого выбора все равно нет — надо ехать дальше.
Тот перевал, где солдаты Монкрифа и Саммервиля вели бой с цурани, располагался на высоте примерно трех тысяч футов, а этот насчитывал около пяти тысяч, и снег шел здесь уже несколько дней. Заносов, однако, еще не было, и Терренс надеялся благополучно достигнуть вершины, если не случится худшее.
Ветер, внизу резавший лицо ножами, здесь скорее вооружился бритвами. Терренс не впервые жалел, что не надел еще пару теплых штанов, не взял шерстяной шарф и рукавицы потеплее. Коню, правда, лишний груз ни к чему, но всадник сейчас променял бы два лишних часа дороги на подбитые мехом перчатки.
На высшей точке он испытал недолгое облегчение, хотя ветер здесь рвал, точно когтями. Направляя коня шагом по неверной тропе, Терренс говорил себе, что каждый миг теперь приближает его к спасению.
Час спустя он нашел сравнительно защищенную от ветра расселину и в ней остановился на отдых. Спешившись, он встал между скалой и конем, прикрываясь от холода его телом. Найденную в кармане грушу скормил серому. Лакомство, похоже, помогло мерину взбодриться, и Терренс тоже немного воспрял духом.
Через полчаса он рассудил, что от холода конь страдает больше, чем от усталости, и возобновил спуск.
Когда они добрались до подножия и до лесной тропы, выводящей надорогу к лагерю графа, стало темнеть. Перед Терренсом встал выбор — продолжать путь либо заночевать и развести костер.
Выбирать было трудно. В темноте конь рисковал повредить себе ногу, костер же мог привлечь рыщущие в горах отряды цурани.
Терренс решил ехать и остановиться только в том случае, если найдет по-настоящему безопасное место для стоянки. Следуя через перелески, он заметил еще одну тропку, отходящую от той, по которой ехал. Ее скорее всего протоптали звери, но мог проложить и лесник. Терренс счел, что не мешает это проверить, и направил коня по тропинке.
Через полмили впереди показалось что-то темное — затянутые тучами луны, большая и средняя, почти не давали света, но их присутствие на небе все-таки помогало.
В темной груде Терренс распознал низкую хижину, прилепившуюся к небольшому холму, — приют лесника или угольщика.
Он спешился и заглянул внутрь. Хижина была покинута, но в ней имелся каменный очаг, где Терренс тут же принялся разводить огонь. Если цурани забредут так далеко от большой дороги, это будет означать, что сами боги обрекли его на смерть, а с богами спорить не годится.
В сумке на поясе у него лежало огниво, у очага нашлись сухие дрова. Набранные в лесу сырые ветки Терренс подкладывал в огонь понемногу. Нещадно дымя, они потихоньку загорались.
Убедившись, что теперь огонь не погаснет, Терренс вышел и занялся конем. Растер его пучком завалявшейся на полу соломы, напоил набранной в пригоршни водой. Утром он поищет какой-нибудь корм, но скорее всего им обоим придется поститься до самого лагеря.
Обиходив серого, Терренс вернулся в хижину и повалился прямо на камни перед огнем. Чудесное тепло овевало ему лицо. Найденное в углу драное одеяло он приспособил вместо подушки и укрылся своим плащом.
Дышать глубоко без кашля он не мог и чувствовал ломоту от макушки до пят, но усталость быстро погрузила его в лихорадочный сон.
Проснувшись, он с трудом смог пошевелиться. Огонь прогорел до углей и едва согревал один его бок, другой же, повернутый к двери, совсем заледенел. Терренс, кряхтя, подставил замерзший бок теплу.
Когда он начал вставать, голова закружилась, а ноги затряслись. Терренс еле сдержал позыв к рвоте, ухватился с закрытыми глазами за дверной косяк и кое-как обрел равновесие. Сделав медленный и глубокий вздох, он открыл глаза.
В дверную щель он видел, что утро настало уже довольно давно. Он сознавал, что опасно болен и единственная его надежда — добраться до лагеря, пока он еще способен ехать верхом.
Серый терпеливо ждал там, где Терренс привязал его, с подветренной стороны хижины. Седлая его, Терренс покрылся потом.
В мехе, по его прикидке, осталось достаточно воды, чтобы не идти на ее поиски. Если по дороге попадется ручей, он пополнит запас.
Садясь на коня, он чуть не лишился сознания и около минуты неподвижно сидел в седле. Он без всякого лекаря знал, что у него сильный жар, и в легких что-то клокотало при каждом вдохе. Это воспаление, не иначе — еще один день без врачебной помощи ему не прожить.
Он направил коня к дороге.
Все утро перед ним мелькали какие-то образы, и он понимал, что бредит. Ему как будто становилось легче, Но потом он чуть не падал с седла и
