Джармон, всю жизнь служивший потомкам этого короля, подошел к постаменту и смахнул пыль с надписи:
Империя, построенная рабами, рушится еще при жизни деспота;
Город, построенный свободными, стоит тысячу лет,
— И половины не простоял, ваше величество, — тихо заметил старый солдат, ведя мозолистым пальцем по строчкам.
— Зачем? — ни к кому не обращаясь, спросил Севирим. — Какая надобность? Им что, больше беспокоиться не о чем, раз они тратят время вот на это? Им еще мало разрушений? Скоты.
— Успокойся, — сказал Гектор. — Это всего лишь статуя. Идеалы остаются.
Севирим ответил горьким смехом и повел свою лошадь прочь от фонтана.
— Вам, жителям запада, должно быть тяжело повторять этот неизменный маршрут, — сказал Анаис, когда Канта и Джармон тоже ушли с площади и занялись прочесыванием назначенных каждому улиц. — Нам, жившим на востоке за Великой рекой, хотя бы не приходится смотреть, как медленно приходит в упадок наша родина.
Гектор, не отвечая, подозвал чалую, и они с Анаисом последовали за другими в пустой город.
Он шел мимо закрытых лавок, где любил останавливаться ребенком. Битое стекло и щебень усеивали мостовую перед витриной кондитерской —- здесь выставлялись когда-то пирожные, столь восхитительные, что горожане приписывали им волшебные свойства. Гектор остановился и теперь, припоминая замки из цукатов и крема, шоколадных крылатых коней, драконов в клубничной чешуе, — но увидел перед собой только пустое помещение, где на пол сквозь дырявую крышу ложились полосы света, пропахшее дегтем, лампадным маслом и разрухой.
Он не знал, сколько простоял так, вглядываясь в прошлое, и голос Анаиса вырвал его из грез, как набатный колокол.
— В резиденции прелата никого — только бродячие собаки да пропасть ворон.
— Пропасть ворон, говоришь?
— И здоровущие такие! Одна из них определенно была раньше женой прелата.
— Сходство бесспорно, но ее там никак быть не может, — улыбнулся Гектор. — Да поможет Единый Бог моему отцу — она отплыла на его корабле.
— Бедный Маквит, — покачал головой Анаис. — Будто у него без нее мало горя.
Гектор, отказавшись от попыток вспомнить былое великолепие кондитерской, кивнул.
— Отца перед отъездом больше всего мучила горькая ирония всего этого. В юности он сражался на Сереннской войне, спасая остров от огня Подземных Палат, препятствуя демонам, порожденным этим огнем, разрушить Серендаир. Теперь ф’доры побеждены, и последние из них навеки заперты в Подземных Палатах, но острову все-таки суждено погибнуть от огня — небесного огня, сошедшего в море.
— Знаешь, я сомневаюсь, что ирония мучила Маквита больше всего. — Анаис пнул ногой разбитую вывеску.
— Ты в конюшню заходил?
— Да.
— Живые еще остались?
— Все, как ни удивительно, живы, бедные твари. Исхудали только, кожа да кости. Канта им скармливает остатки сена.
Гектор тяжело вздохнул.
— Придется нам немного изменить свой привычный маршрут. Выведем их из города в поле. Это милосерднее, чем оставлять их в стойлах и кормить, только когда мы бываем здесь. На воле они сами найдут траву и воду.
— Согласен. От задержки вреда не будет — людей все равно не осталось и охранять некого.
Гектор оглянулся на главную улицу, ведущую на север, к воротам Закрытого Города.
— Не все люди уехали, — возразил он тихо. — Только те, кто мог это сделать.
Анаис, проследив за его взглядом, вздохнул.
Ветер с моря летел по улицам Истона, швыряя песок в глаза. Двое людей вспомнили те дни, когда флотилии уже ушли, но спасательные корабли из других стран еще порой заходили в порт. Молодой, недавно коронованный король Гвиллиам, возглавивший кампанию по спасению своих подданных от грядущего катаклизма, отплыл на последнем корабле последнего флота, полагая, что все серенны, желавшие покинуть остров, уже уехали.
Он совсем забыл про Закрытый Город.
Удивляться этому особенно не приходилось. Упомянутый квартал, хотя и входил в его королевство, представлял собой отдельный, замкнутый мирок. Раньше это была исправительная тюрьма для мелких воришек, после Город развился в пестрое общество с собственными законами, понятными только тем,
