«Убегает...»
Он выхватил кинжал из сапога и прыгнул вперед, пронзил лист бумаги прямо в воздухе и пригвоздил к поверхности стола, в огонь. Бумага обернулась вокруг руки, и он запрокинул голову от внезапной острой боли, пронзившей руку и отдавшейся в груди. Но не отпустил. Несмотря на боль, он держал страницу приколотой к столу. Когда бушующее пламя заставило его выпустить рукоять и отступить, остаток Илдатч было трудно узнать. Он стоял, прижимая к себе обожженную руку, и смотрел, как догорает и обращается в пепел этот проклятый обрывок бумаги.
Потом он обошел вокруг стола и, сделав шаг через образ юноши из Долины, снова оказался в собственном теле. Словно тяжесть с плеч свалилась. Он посмотрел на смутную фигуру в черном плаще, с которой был недавно одним целым — она исчезала, возвращалась в эфир, из которого пришла, обратно в страну мертвых.
Джайр выбежал из комнаты, полной трупов муэллретов, и направился к выходу. Мысли его были полны тем, что он только что испытал, неуверенностью и сомнениями. И хотя он продолжал использовать песнь желаний, чтобы скрыть себя, ему казалось, что он совершенно открыт.
«Что там произошло?».
Неужели Гарет Джакс восстал из мертвых, чтобы в последний раз защитить Джайра? Или это Алланон прислал его сюда своей друидической магией, которая превыше власти могил?
Быть может.
Но Джайр думал иначе. Он решил, что сам, своей Песней желаний дал жизнь последнему образу.
Это было невозможно, но Джайр был в этом уверен.
Он поднимался из казематов Дун Фи Аран, собравшись с духом. Безумием было думать, что его магия может дать жизнь мертвым. Это означало такие возможности, о которых он едва мог подумать. Оживлять мертвых противно всем законам природы. От одной мысли у него ползли мурашки по коже!
Но это его спасло, верно? Позволило ему уничтожить обрывок Илдатч, а ведь ради этого он и пришел в Дун Фи Аран. И какая разница, как он это сделал?
Но разница была. Он помнил, что чувствовал, будучи частью Гарета Джакса. Помнил, каково это — убивать муэллретов, слышать их вопли, встречать их недоуменные взгляды, чуять их кровь и страх. Он помнил, как его клинок скрежетал по их костям и на удивление легко рассекал покрытую чешуей плоть. Ему не было противно, он наслаждался этим настолько, что в те краткие мгновения, что он был един с Мастером Оружия, ему это было необходимо. И даже сейчас, когда все уже кончилось, а тело и разум Джайра вновь принадлежали только ему, он хотел повторения схватки.
Что, если бы он не обернулся и не увидел, как истаивает юноша из долины?
А если бы он не понял, в каком опасном положении оказался, слившись с призраком из ниоткуда?
Найти выход из подземелий оказалось гораздо легче, чем он ожидал. Джайр не встретил больше ни одного муэллрета, пока не дошел до верхних залов. Там муэллреты до сих пор искали Алланона, так и не догадавшись, что друид был всего лишь иллюзией. Они еще не знали, что произошло в подземельях — вероятно, каменные стены и железные двери приглушили шум битвы. Муэллреты не видели Джайра, окутанного магией, и тот быстро добрался до ворот. Сбив с толку и без того растерянных стражников, он заставил их еще раз открыть дверь и исчез в ночи.
Он шел прочь от крепости через дождь и туман под прикрытием песни желаний, пока не добрался до деревьев, и там магия умерла у него на устах. Колени подломились, и он сел на мокрую землю и уставился в пространство. Обожженная ладонь болела, рана на плече — тоже. Он был жив, но казался себе мертвым. И в этом был виноват он сам. Разве он не хотел вернуть из мертвых Гарета Джакса? Разве не хотел сохранить воспоминания о Грэймарке и Кроахе? Сделать прошлое, которое он так ценил, частью настоящего?
Он прижал пострадавшую ладонь к земле и стал смотреть на нее.
Что-то было не так.
Если это Гарет Джакс сражался с муэллретами и уничтожил обрывок Илдатч, то почему рука обожжена у Джайра? И рана на плече...
Он задумался, вспоминая. В бою у Гарета Джакса был один клинок, а не два, как у других иллюзий.
И это был клинок Джайра.
Горло перехватило. Он все понял не так. Песнь желаний не воскресила Гарета Джакса из мертвых. Она даже не призвала его. Там был только один человек.
Он сам, Джайр.
Теперь он понимал, в чем дело, и что в его рассуждениях было неверно. Брин предупреждала, чтобы Джайр не доверял магии, что она опасна. Но он не послушал. Он решил, что раз использует магию не так, как она, с меньшей силой и вроде бы более безобидно, то ему ничего не угрожает. Брин могла изменять вещи, создавать их и уничтожать, он же мог только делать вид. Какой в том вред?
Но его магия изменилась. Может быть, потому что он повзрослел. Или просто развилась со временем. Но как бы то ни было, за последние два года его способности стали другими. И нынче ночью, в подземельях Дун Фи Аран, в ответ на отчаяние и страх, впервые проявились его новые возможности.
