навестить могилу Аддама, и он позволил. Он преклонила колени у ежевичника и расплакалась, и он был так тронут, что стал ее утешать. Они проговорили всю ночь, вспоминая Аддама и лорда Вимана — ведь отец миледи и сир Юстас были закадычными друзьями до самого мятежа. Нынче утром наш добрый септон Сефтон сочетал его милость и миледи браком. Теперь Юстас Осгри — лорд Холодного Рва, и его клетчатый лев развевается на всех стенах и башнях наряду с пауком.
Мир вокруг Дунка начал медленно вращаться. «Это из-за питья. Он меня усыпил». Он закрыл глаза, и боль покинула его тело. Он слышал перебранку воронов, собственное дыхание и еще какой-то шум — мерный, тяжелый, странно успокаивающий.
— Что это за звук? — пробормотал он сонно.
— Это? Да просто дождь.
Он увидел ее только в день отъезда.
— Это безумие, сир, — причитал септон Сефтон, пока Дунк ковылял через двор, опираясь на костыль и покачивая ногой в лубке. — Мейстер Серрик говорит, что вы еще и наполовину не поправились, а тут еще этот дождь… вы Простынете, раз уж утонуть вам не суждено. Дождитесь хотя бы хорошей погоды.
— Может, он теперь годами лить будет. — Дунк был благодарен толстяку — тот навещал его почти ежедневно и молился только для порядка, посвящая прочее время разным историям и сплетням. Дунк привык к его веселому обществу и живому, образному языку, но это ничего не меняло. — Мне надо ехать.
Дождь все это время хлестал их тысячью серых плетей. Он уже насквозь промочил плащ, подаренный сиром Юстасом, с отделкой из золотых и зеленых шахматных клеток. На прощанье сир Юстас прямо-таки навязал его Дунку. «За ваше мужество, сир, и вашу верную службу». Плащ на плече скрепляла пряжка, тоже дареная — паук из слоновой кости, с серебряными ногами и россыпью дробленых гранатов на спине.
— Надеюсь, вам не придет в голову охотиться за Беннисом, — продолжал септон. — Вы так побиты, что вам лучше ни с кем не ссориться.
Беннис, проклятый Беннис. Пока Дунк дрался на середине ручья, он связал Сэма с женой, ограбил Оплот дочиста и сбежал с кучей свечей, одежды, оружия, с серебряной чашей Осгри и горсткой монет, которую старик прятал у себя в горнице за полуистлевшим гобеленом. Дунк надеялся, что когда-нибудь еще встретится с сиром Беннисом Бурый Щит.
— Беннис подождет.
— Куда же вы собираетесь? — Септон пыхтел, не поспевая даже за хромающим Дунком.
— На Светлый остров. В Харренхолл. На Трезубец. Межи есть повсюду. Мне, к примеру, всегда хотелось взглянуть на Стену.
— На Стену?! Вы меня ужасаете, сир Дункан! — Септон застыл под дождем посреди двора, простирая руки. — Молитесь, сир, чтобы Старица озарила ваш путь! — Дунк, не слушая, ковылял дальше.
Она ждала его на конюшне, рядом с желтыми кипами сена, в зеленом, как лето, платье. Перекинутая на грудь коса опускалась ниже бедра.
— Приятно снова видеть вас на ногах, сир Дункан. «Как будто ты видела меня лежачим», — подумал он, а вслух спросил:
— Что привело вас сюда, миледи? Для прогулки верхом денек сыроват.
— То же самое и к вам относится.
— Это Эг вам сказал? — «Получит в ухо, паршивец».
— Хорошо, что сказал, иначе бы я послала людей вернуть вас. Жестоко убегать вот так, потихоньку, даже не попрощавшись.
Она ни разу не пришла навестить его, пока он лежал у мейстера Серрика.
— Зеленое вам к лицу, миледи. Оно делает ваши глаза еще ярче. — Он неловко переступил с ноги на ногу, опираясь на костыль. — Я пришел за своим конем.
— Вам нет нужды уезжать. Место для вас есть — можете стать капитаном моей стражи, когда поправитесь. А Эг будет жить вместе с другими оруженосцами, и никто не узнает, кто он.
— Благодарю вас, миледи, но нет. — Дунк потащился к Грому, стоявшему в дальнем деннике.
— Подумайте хорошенько, сир. Времена нынче опасные даже для драконов и их друзей. Останьтесь хотя бы до полного выздоровления. — Роанна шла рядом с ним. — И сиру Юстасу будет приятно. Он очень вас любит.
— Любит, — согласился Дунк. — Будь его дочь жива, он выдал бы ее за меня, а вы были бы моей леди-матерью. У меня ведь никогда не было матери, даже без «леди».
Какой-то миг ему казалось, что леди Роанна сейчас снова закатит ему оплеуху. Или костыль вышибет, чего доброго.
— Вы сердитесь на меня, сир, — сказала она вместо этого. — И вправе требовать возмещения.
— Вы могли бы помочь мне оседлать Грома.
— У меня на уме нечто другое. — Она взяла его за руку своей, веснушчатой, с тонкими сильными пальцами. «Бьюсь об заклад, она вся в веснушках». — Вы понимаете толк в конях?
