– Пожалуй…
Узоры обручального браслета сроднились с кожей.
– Именно. – Брокк краем глаза заметил ее жест и подвинул манжет. Он смотрел на застывшее железо со странным выражением на лице, словно раздумывая, как снять его.
Никак.
К счастью.
– Чего вы опасаетесь? – Кэри не знала, имеет ли право задавать ему такие вопросы.
– Пожалуй, того, что однажды вам надоест быть женой калеки, который ко всему много ниже вас по происхождению. Вам захочется иного. И я не вправе буду вас останавливать. Этот брак обречен, Кэри.
– Потому что вы так решили?
Он поклонился.
– Но… – Кэри проглотила обиду. – Мы… можем попытаться.
– Вам попытка будет стоить нескольких лет жизни, возможно, что не самых неприятных. Мне она обойдется дороже.
– Вы… просто боитесь! – Кэри вскинула руку и пальцы к губам прижала. Нельзя говорить такое!
– Боюсь, – не стал отрицать Брокк и, протянув руку, коснулся ее ладони. Кожа, под ней металл, но кожа все равно теплая, живая. – И поверьте, для этого страха у меня все основания.
– И… что нам делать?
У него красивая улыбка. Печальная только.
– Мы можем попытаться стать друзьями.
Дружить с собственным мужем? Какая нелепость! Но если ему так будет легче.
– И для начала разберемся с Ригером.
Ладонь Кэри дрогнула, и Брокк поспешно убрал руку.
– Он просил пятьдесят фунтов? Заплатите.
– Но…
Ригеру будет мало! И потратив полученное – а Кэри не сомневалась, что пятидесяти фунтов хватит ему ненадолго, – он вернется и попросит больше, и так будет повторяться снова и снова.
– Пейте вино, – велел Брокк.
Он больше не выглядел растерянным и печальным, напротив, улыбка его стала жесткой, а на щеке проступили капли живого железа.
– Пейте. И поймите, я не боюсь скандалов, но мне интересно, сколь далеко готов зайти Ригер… – Брокк упер сложенные щепотью пальцы в подбородок. – Передавая деньги, упомяните невзначай, что я вам не уделяю внимания. Это, к слову, правда, хотя и обязуюсь исправиться. Скажите, что я все время провожу в мастерской. У меня какая-то новая идея, но вы не знаете, какая именно… однако я весьма ею увлечен.
– Вы хотите…
– Я хочу, чтобы вы мне подыграли.
– Если он мне поверит, то… заинтересуется вашей работой?
– Именно. – Брокк наклонил голову, и пальцы уперлись в висок. Темные швы выделялись на светлой коже перчатки. Белели в полумраке манжеты. Поблескивали искры в камнях запонок.
– И если он проявит интерес…
– Я надеюсь, что он проявит интерес. Кэри, я понимаю, что он не самый приятный собеседник и ты бы хотела избавиться от него поскорей, но… потерпи. Пожалуйста.
– …Потерпи, пожалуйста. Сейчас пройдет. – Сверр сидит на корточках. Он стянул рубашку, и солнце гладит тощую белую спину, на которой жилой проступает хребет. Ребра торчат. И треугольники лопаток растягивают кожу, покрытую сыпью.
Вчера Сверр переел клубники. А сегодня спина чешется, он дергает то левым плечом, то правым, то, позабыв о том, что расчесывать пятна нельзя, тянется к ним. Но сейчас ему не до собственных бед.
Он рвет рубашку, и ткань трещит.
– Потерпи, – повторяет Сверр и оторванный лоскут полощет в воде. А у воды срывает подорожник и, сунув в рот, жует.
Кэри больше не плачет, она сидит, закинув ногу за ногу, и по стопе стекает кровь, красные капли скатываются на песок и в него же уходят. Чистый такой, желтоватый, темный у самой кромки воды. И стекло на солнце сияет ярче алмазов. Кто и когда оставил его?
Кэри не знала.
– Закрой глаза, – просит Сверр, осторожно стирая со ступни и песок, и кровь. А между пальцами застряла ниточка водорослей.
