– Я объявлю о назначении на балу в честь Перелома. Надеюсь, ты почтишь меня своим присутствием?
– Разве я могу вам отказать?
– Не можешь, – легко согласился Король. – Ни ты, ни твоя милая супруга… и еще, Брокк, я, по возможности, стараюсь не лезть в дела личные, но ты ведь чувствуешь прилив. И лучше чем кто бы то ни было представляешь, чем он может обернуться.
Альгрид сжимает руку мужа.
– Мне бы не хотелось, чтобы род твой на тебе прервался.
От него не ждут ответа, и Брокк молчит. Усталость и вино берут свое. Он смотрит на Короля, на королеву, которая появилась вдруг из ниоткуда, некрасивая, но слишком яркая, чтобы ее могли просто не заметить. На них, связанных друг с другом и живым железом, и рождением сына, и чувством, которое Стальной Король почитал смешным, не стоящим внимания.
Изменился ли он?
Огонь плодит тени, а тени меняют выражение лица, пусть и королевского, смягчая черты…
…он выглядит почти здоровым.
Счастливым, пожалуй.
И Брокк впервые поймал себя на том, что завидует Королю.
Он не спал, он закрыл глаза лишь на секунду, но секунда, похоже, тянулась слишком долго. И когда Брокк глаза открыл, то обнаружил, что Альгрид исчезла, а в кресле напротив сидит Король. Он снял куртку, оставшись в рубашке. Закатал рукава, развязал шейный платок, и Брокку было немного неудобно видеть Короля таким домашним, пожалуй.
– Долго я? – Голос спросонья звучал хрипло, ломко.
– Не так чтобы очень долго. – Король держал в руке бокал на длинной ножке. Темное стекло, хрупкое, и темное же вино, которое он не торопится пить. – Но я решил, что лучше тебя не трогать. Голоден?
Не дожидаясь ответа, Король потянулся к колокольчику.
Ужин подали на двоих.
– Мне… пожалуй, стоит вернуться. – Брокк стряхнул оцепенение.
Низкий столик на колесах. Черный королевский фарфор и столовое серебро, которое вовсе не серебро, но сталь. Ваза… цветы исчезли, и хорошо, их запах раздражал Брокка. Зато появилась серебряная оленья голова, рога которой украшали свечи.
– Тебе стоит нормально поесть. Или полагаешь, что ужин со мной дурно скажется на твоей репутации?
Король зажигал свечу за свечой. Пламя легко отзывалось на прикосновения его, и ониксовые глаза оленя оживали.
– У меня несмешные шутки?
– Скорее уж я утратил способность шутки понимать. – Брокк сел.
Голова была тяжелой, короткий сон не принес отдыха, но лишь усилил усталость. Глаза горели, а желудок сводило судорогой.
Сколько он не ел?
– Прошу. – Король расправил льняную салфетку с монограммой. – Не стесняйся. И заодно уж договорим. Кстати, настоятельно рекомендую пироги с ягнячьими мозгами… и перепелки сегодня хороши, но перепелку сложно испортить. Бульон выпей…
– Вы останетесь?
Неудобный вопрос, но Стальной Король отвечает сразу:
– Останусь. Хочешь сказать, что это неразумно?
Хочет, но не скажет. Наверняка находились иные советники, куда более достойные.
– Я был бы плохим королем, если бы отступал. Я сделаю все, чтобы выжила моя семья… другие семьи…
– Не человеческие.
– Да, мастер, не человеческие. – Король глядит на свечи, и в светлых его глазах отражаются десятки огней. – Спрашивай, ты не умеешь молчать. Даже когда молчишь, то молчание получается… чересчур выразительным.
– «Странник».
– Сначала доешь.
Перепелки, которые и вправду сложно испортить. И пироги с мозгами… не так и плохо на вкус, как оно звучит. Седло барашка в клюквенном соусе… стерлядь с черным сыром…
Брокк ест. Король ждет, вертит в пальцах все тот же бокал и к вину не притрагивается. А потом, отставив, велит:
– Идем. – Стальной Король все еще пользуется тростью, однако хромота его едва заметна, да и сама трость – Брокк понимает это внутренним чутьем – является скорее данью привычке, нежели необходимостью. – Огонь возьми.
И оленья голова, неудобная, тяжелая, оказывается в руках Брокка. Король подходит к гобелену, на котором загнанный тур, накренив могучую голову,