уже сойду с ума. В лучшем случае.
– А в худшем?
Таннис села на пол. Она должна была бы ненавидеть эту девушку, но не получалось.
– В худшем, – в бледно-зеленых глазах мелькнула тоска, – в худшем, леди Сольвейг сделает из меня свое подобие… это как душу убить. Понимаешь?
Понимает, душа Таннис сгорала и все никак не могла сгореть.
– И главное, я в упор не вижу, зачем это нужно? – Люта шмыгнула носом, и стало ясно, что она вот-вот расплачется. – Конфетку хочешь?
Она вытащила коробку из-под вороха юбок.
– Я всегда сладкое ем, когда волнуюсь. А мама запрещает. Говорит, что я располнею и вообще пора взрослеть… но я уже взрослая! Меня знают… не меня, а брата… но писала-то я! Меня даже приглашали работать в королевской лаборатории, но… пришлось отказаться. Я ведь женщина.
Конфеты были кислыми.
– И в результате я должна бросить дело, которое мне нравится и которое у меня получается, и выйти за того, кого не люблю и не полюблю…
– Кейрен хороший.
– Знаю, – согласилась Люта. – Но с ним же говорить не о чем! Я пыталась, честно, но он меня не понимает. Смотрит, кивает вежливо, но я же вижу по глазам, что не понимает. Наверное, я его тоже не понимаю… эта его работа… по-моему, она отупляет. Впрочем, вряд ли он особым умом отличался, иначе бы не пошел в полицию… папе это не нравится. Он бы предпочел военного, но по мне, что военные, что полицейские – никакой разницы. У меня кузен из военных. Он такая… бестолочь. Просто злости не хватает, когда появляется. А раньше вроде нормальным был. Но тебе ведь с ним интересно? Я про Кейрена, а не про кузена, с кузеном ты не знакома… и к лучшему.
Таннис кивнула.
Интересно. И больно, потому что девочка не понимает: ей не позволят бежать.
Люта сморщила носик.
– Я бы поняла, будь я сама сильной крови… так ведь и оборачиваюсь-то с трудом. И Кейрен не лучше… ты же видела его, да?
– Видела.
Синего зверя с горячей сухой чешуей. Голенастого, с виду неуклюжего, тощего. Он утверждал, что вовсе не тощий, а поджарый. Как гончая.
– Он и вправду синего цвета?
– Лазурного.
Люта несколько секунд молчала, грызла карамельки как-то зло, остервенело даже.
– И вот зачем нас сводить? – сказала она наконец. – Как будто бы их союз нельзя заключить иначе… не понимаю.
Она закрыла печь и вытерла руки о шерстяную юбку.
– Мы все будем несчастны. Ради чего?
Таннис не знала ответа на ее вопрос. И мелькнула безумная мысль помочь девчонке. Пусть бежит, к любовнику ли, к черту рогатому, но когда о побеге узнают, случится скандал. А скандал – хороший повод разорвать помолвку. И Кейрен получит свободу.
Как надолго?
Найдется другая девица достаточно благородных кровей, чтобы это устроило леди Сольвейг. И состоится новая помолвка, а там и свадьба…
– И куда ты собираешься?
– За Перевал. – Люта сдула прядку. – Здесь меня точно станут искать, а там… я все продумала.
Вряд ли. Она не представляет себе, что такое – жизнь в одиночку.
– Поселюсь в каком-нибудь тихом городке, открою свое дело… мастера везде нужны…
…не те, которые в юбках.
– У меня ведь получится?
И сама себе ответила:
– Конечно, получится! Но это несправедливо, что так… прятаться. Но я сумею! Веришь?
Люта сжала кулачки.
– Верю. Правда я… всего лишь человек.
– И женщина.
Женщина, верно, которая не представляет, чем заполнить пустоту в груди. Слезами? Слез нет, закончились. Криком бы… кричать, до сорванных связок, до горла треснувшего, как старая заводская труба, до глухоты, немоты.
Ножа в сердце.
Глупости.