запасе у него оставалось по крайней мере несколько минут. Стоя под тёмным пологом веток, он с волнением вглядывался в смутно белевшие в темноте очертания дома. В глазах прозаически настроенного смертного строеньице это выглядело вполне заурядным, но влюблённому оно внушало благоговейный трепет.
Повременив немного в тени деревьев, старатель направился к садовой калитке. Там не было ни души. Несомненно, он явился слишком рано. Луна теперь светила очень ярко, и вокруг было светло как днём. Эйб оглянулся на дорогу, которая белой змейкой взбегала на вершину холма. Его легко было сейчас заметить – силуэт высокого, могучего, широкоплечего человека ясно и отчётливо выделялся в мерцающем свете луны. Вдруг он дёрнулся, словно в него попала пуля, и, отшатнувшись, прижался к калитке спиной.
То, что он увидел, его страшно напугало, он даже побледнел, чего с ним не бывало отродясь. Да и неудивительно, если вспомнить о находившейся так близко девушке. Сразу же за поворотом дороги, примерно в двухстах ярдах, он заметил большое тёмное пятно, которое быстро приближалось к дому и вскоре скрылось в тени холма. Это тёмное пятно он видел лишь одно мгновение, но и мгновения было достаточно, чтобы опытный глаз охотника молниеносно оценил обстановку. К дому ехали верхом какие-то люди, а какие всадники ездят по ночам, если не беглые каторжники, они же разбойники – бич лесного края?
Признаемся, в обычных случаях Эйб был изрядным тугодумом, да и вообще отличался медлительностью. В часы опасности, однако, его отличала быстрота реакции и обдуманная, холодная решимость. Шагая по саду, он сразу всё взвесил. По самым скромным расчётам, бандитов человек шесть, не меньше, и все они отчаянные, бесстрашные люди. Сумеет ли он задержать их хоть на короткое время и помешать ворваться в дом – вот что важнее всего. Мы уже упоминали, что на главной улице города дежурили патрули. Эйб прикинул – помощь может подоспеть минут через десять после того, как прозвучит первый выстрел.
Будь он внутри дома, он бы мог твёрдо рассчитывать, что продержится и дольше. Но сейчас, пока он разбудит спящих, растолкует им, в чём дело, и они откроют ему дверь, бандиты, конечно, с ним давно уже расправятся. Волей-неволей придётся ему смириться с тем, что он просто сделает всё, что в его силах. Во всяком случае, Кэрри увидит, что если он не смог с ней поговорить, то по крайней мере сумел за неё умереть. При этой мысли он даже покраснел от счастья и осторожно пристроился в тени дома. Он взвёл курок револьвера. Опыт научил его, что преимущество за тем, кто стреляет первым.
Дорога, по которой ехали разбойники, заканчивалась перед деревянными воротами, ведущими в сад со стороны, противоположной калитке. Справа и слева от ворот тянулась живая изгородь из зарослей акации, и такая же изгородь непроницаемой колючей стеной окаймляла с двух сторон идущую от ворот коротенькую дорожку. Эйб хорошо знал это место. Он подумал, что человек, решившийся на всё, наверное, сумеет даже в одиночку защищать этот проход в течение хотя бы нескольких минут, пока бандиты не проникнут к дому с какой-нибудь другой стороны и не нападут на него с тыла. Во всяком случае, ничего лучше он придумать не мог. Эйб прошёл мимо парадной двери, но тревогу поднимать не стал. Синклер человек немолодой, и помощи от него немного в той отчаянной схватке, которая предстоит; между тем, если в доме зажгутся огни, разбойники поймут, что их там ожидают. Ах, если бы сейчас здесь был его напарник Босс, Чикаго Билл, да и вообще любой из двадцати отчаянных храбрецов, которые явились бы на его клич немедля и приняли участие в схватке! Он пошёл по узкому проходу между колючими стенами акаций. Вот деревянные ворота – он так хорошо их знал, – а на воротах восседает, лениво покачивая ногами и вглядываясь в дорогу, мистер Джон Морган собственной персоной, именно тот человек, встречи с которым Эйб жаждал сейчас всем сердцем.
Времени на объяснения почти не оставалось. В нескольких словах Босс торопливо объяснил, что, возвращаясь из небольшого изыскательского турне, наткнулся в темноте на разбойников и, не замеченный ими, случайно услышал, куда они едут, после чего помчался во всю мочь и, отлично зная местность, сумел их опередить.
– Подымать тревогу было некогда, – пояснил он, всё ещё тяжело дыша, – нам придётся без посторонней помощи, вдвоём остановить их и не позволить, чтобы они прорвались к добы… к твоей девушке. Только через наши трупы, Заморыш, иначе они не пройдут.
И с этими словами наши столь чудесным образом встретившиеся друзья с любовью посмотрели друг другу в глаза, прислушиваясь в то же время к топоту копыт, который доносил до них душистый лесной ветер.
Разбойников было шестеро. Один, по-видимому вожак, ехал впереди, остальные следовали за ним, плотно сбившись в кучу. Приблизившись к дому, они соскочили с лошадей, вожак пробормотал несколько слов, после чего бандиты привязали лошадей к стоящему у изгороди невысокому деревцу и уверенно направились к воротам.
В самом конце зелёного коридора притаились в тени живой изгороди Эйб и Босс Морган. Разбойники, как видно не ожидавшие серьёзного отпора в этом уединённом доме, их не заметили. Когда главарь, идущий впереди, повернулся, чтобы сказать несколько слов товарищам, друзья узнали чеканный профиль и пышные усы Чёрного Фергюсона, отвергнутого поклонника мисс Кэрри Синклер. Честный Эйб тотчас же мысленно поклялся в душе, что уж этот-то, во всяком случае, до дверей живым не доберётся.
Негодяй приблизился к воротам и протянул руку к задвижке. Он уже начал её отодвигать, как из кустов прогремело: «Назад!» На войне, как и в любви, наш друг старатель был немногословен.
– Здесь никак нельзя пройти, – пояснил другой голос с той невыразимой мягкостью и печалью, которая всегда звучала в нём, когда в душе у говорившего бушевал сам дьявол. Бандит узнал его. Эту ласковую неторопливую речь он неоднократно слышал в бильярдной «Бакхерстского герба». А человек, с такой доброжелательностью предупредивший пришельцев, стал спиной к дверям, вытащил пистолет и добавил, что хотел бы взглянуть на
