Я постоянно сожалел о неосмотрительной поспешности, с которой я спас эту женщину. Что было мне за дело до того, будет она жить или умрёт? Я не был молодым горячим юношей, чтобы совершать такие поступки. Уже достаточно скверным было вынужденное присутствие в доме Мэдж, но она была стара и безобразна, и её можно было игнорировать. Эта женщина была молода и весела и вообще способна отвлекать внимание от более серьёзных вещей. Куда отправить её и что с ней делать? Если бы я послал уведомление в Уик, то чиновники и прочие явились бы сюда и стали допытываться, подглядывать и болтать, – кошмарная мысль! Лучше уж переносить её присутствие, чем это.
Скоро я понял, что эта история стала для меня неиссякаемым источником беспокойств. Нет ни одного места на земле, где бы можно было чувствовать себя в безопасности от кишащей, суетливой расы, к которой я имею несчастье принадлежать! Вечером, когда солнце скрылось за холмами, окутав их мрачною тенью, золотя пески и разливая над морем яркое сияние, я, по обыкновению, решил пройтись по берегу. Иногда я брал с собою какую-нибудь книгу. Я поступил так и в тот вечер и, растянувшись на песке, приготовился читать. Внезапно я почувствовал, что какая-то тень заслонила от меня солнце. Оглянувшись, я увидел, к своему большому удивлению, высокого, сильного человека, который стоял в нескольких ярдах от меня и, казалось, совершенно не замечал моего присутствия. Он сурово глядел поверх моей головы на бухту и чёрную линию рифа Мэнси. У него был смуглый цвет лица, чёрные волосы и короткая вьющаяся борода, ястребиный нос и золотые серьги в ушах; всё вместе придавало ему дикий и вместе с тем до известной степени благородный вид. Одет он был в куртку из полинялого бумажного бархата, рубашку из красной фланели и высокие морские сапоги выше колен. Я сразу узнал в нём человека, который остался на разбитом судне в ту ночь.
– Эй! – сказал я недовольным голосом. – Вы, стало быть, благополучно добрались до берега?
– Да, – ответил он на правильном английском языке. – Это вышло помимо моей воли. Волны выбросили меня; я молил Бога, чтобы Он позволил мне утонуть! – В его произношении был лёгкий иностранный акцент, довольно приятный для слуха. – Два добрых рыбака, которые живут вон там, вытащили меня и позаботились обо мне. Однако же я не мог, сказать по чести, благодарить их за это.
«Ого, да он человек моего закала!» – подумалось мне.
– А почему вам хотелось бы утонуть? – спросил я.
– Потому, – вскричал он, взмахнув длинными руками в страстном, отчаянном жесте, – что там, в этой голубой улыбающейся бухте, лежит моя душа, моё сокровище, всё, что я любил и ради чего жил.
– Ну, ну, – сказал я. – Люди гибнут каждый день, но бесполезно поднимать шум из-за этого. Позвольте вам сообщить, что земля, на которой вы прогуливаетесь, принадлежит мне и что чем скорее вы уберётесь отсюда, тем приятнее это будет для меня. С меня довольно и одной юной особы…
– Юной особы? – задыхаясь от волнения, вымолвил он.
– Ну да, если бы вы забрали её, я был бы вам весьма признателен.
С минуту, как бы не веря своим ушам, он смотрел на меня, а затем с диким криком пустился бежать по пескам к моему дому. Никогда раньше и никогда с тех пор я не видел человека, который бы бегал так быстро. Я поспешил за ним изо всех сил, взбешённый угрожающим мне вторжением, но гораздо раньше, чем я достиг дома, он вошёл в открытую дверь. Из дома донёсся громкий крик, а когда я подошёл ближе, то услышал низкий мужской голос, говоривший с жаром и громко. Софья Рамзина забилась в угол и отвернулась, её лицо выражало страх и отвращение, вся она дрожала; он же, со сверкающими тёмными глазами и распростёртыми, дрожащими от волнения руками, изливался потоком страстных молящих слов. Когда я вошёл, он шагнул к ней, но она забилась ещё дальше в угол и закричала, как кролик, которого хватают за горло.
– Это ещё что! – взревел я, оттаскивая его. – Славная история! Чего вы хотите? Вы, верно, думаете, что попали в кабак!
– О, сэр, – сказал он, – извините меня. Эта женщина моя жена, я боялся, что она утонула. Вы возвратили меня к жизни.
– Кто вы такой? – грубо спросил я.
– Я из Архангельска, – сказал он просто, – русский.
– Как ваша фамилия?
– Урганёв.
– Урганёв, а её зовут Софья Рамзина. Она вовсе не жена вам. У неё нет кольца.
– Мы муж и жена перед Небом, – сказал он торжественно, смотря вверх. – Мы соединены более прочными узами, чем земные.
Пока он говорил, девушка спряталась за меня и, схватив меня за руку, сжимала её, как бы прося защиты.
– Отдайте мне мою жену, сэр, – продолжал он, – позвольте мне взять её отсюда.
– Послушайте, вы, как вас там зовут, – сказал я сурово, – я не хочу, чтобы эта девушка была здесь. Я жалею, что встретил её. Умри она, это не было бы огорчением для меня. Но отдать её вам, когда очевидно, что она вас боится и ненавидит, – нет, я не сделаю этого. И поэтому убирайтесь-ка отсюда и оставьте меня с моими книгами. Надеюсь, что больше никогда не увижу вас.
– Вы не отдадите её? – сказал он хриплым голосом.
– Нет, чёрт меня побери! – ответил я.
– А что, если я возьму её? – крикнул он, и его смуглое лицо потемнело.
Кровь закипела у меня в жилах; я поднял полено, лежавшее у очага.
