– Тебе в ШНыре понравится! – между отжиманиями сказал он Юле. – Особенно городское выживание. Дадут тебе денег на три батона хлеба, и ты должна прожить неделю без крыши над головой.
– Ерунда. Я так месяцами жила, – хмыкнула Юля.
– Нет. Ты в коллекторах жила, на чердаках. И, извини, по тебе все это видно было. А тут надо так прожить, чтобы сил не потерять, а выглядеть так, словно ты живешь в «Национале» и спишь на ватках с одеколоном. Вот и соображаешь: манку купить, перловку, бритву одноразовую, туда-сюда.
Штопочка покосилась на Родиона с некоторым сомнением. По нему не похоже было, что он часто покупает себе одноразовые бритвы. Или, может, использует их для потрошения лягушек?
– Есть нечто покруче городского выживания. Называется «общежитие школы циркового мастерства». Там даже перловку покупать бесполезно – соседи сожрут! – зевая, сказала она.
– Ты там училась? – заинтересовалась Юля.
Штопочка дернула головой как-то наискось, что можно было воспринимать двояко: и как «да», и как «нет». Делиться своей богатой биографией она не любила, хотя порой у нее и прорывались какие-то отрывочные рассказы. Вот и теперь Штопочка сказала:
– Моя соседка вышла замуж за будущего фокусника. Натуральный фокусник: у всех ночью супики из кастрюлек отливал. Водой из чайника дольет – не докажешь!.. Наприглашали они, короче, на свадьбу гостей, пошли в пейнтбол играть. Там нельзя друг в друга близко стрелять, а ей кто-то в упор раз пять по ногам пальнул, и на следующий день в общаге все, вместо того чтобы восклицать: «Ой! У тебя кольцо на пальце! Откуда?», спрашивали: «Ой! Какие синяки огромные! Откуда?»
В грубом голосе Штопочки Родиону что-то почудилось. Он оглянулся, проверяя: не ошибся ли? Неужели и ей хочется свадьбы, и кольца на пальце, и своего фокусника с борщиком? Нет, быть того не может… Померещилось!
В небе между тучами возникло крошечное пятно. Штопочка заметила его первой. Подскочила. Козырьком поднесла к глазам руку.
– Ага! Есть один! А вот и второй! – крикнула она.
И точно. Над ними в небе зависли две точки. Гиелы держались высоко. Раскинув крылья, играли в восходящих воздушных потоках. Казалось, они абсолютно не интересуются шнырами, холмом и Зверем, однако и Родион и Штопочка знали остроту зрения гиел. Умей гиелы читать, и валяйся на траве газета, они с легкостью рассмотрели бы ее заголовок.
Юля вскинула было арбалет, но Родион рукой отвел его:
– Не дразни. Слишком высоко. Добить не добьет, но разозлит.
– Может, они просто патрулируют? – с надеждой спросила Юля.
– Ага. Причем так, что защиту ШНыра почти облизывают, – сказал Родион, оценив мастерство берсерков. – Нет, они именно сюда пришли! Холм разведать.
– А почему через карту не перенеслись?
– Хотят принюхаться, как и чего.
Родион достал старый офицерский бинокль, который любил за хорошую оптику, хотя с настройками у него была беда. Чутко вращая колесико с уважением ко всем фокусам бинокля, Родион высмотрел сперва крепкую уверенную фигуру, приросшую к спине гиелы, затем редкую бородку и лыжную шапку, почти касавшуюся бровей. Все это мелькало в бинокле, а потом надолго исчезало.
Затем в стекла бинокля на миг впрыгнула другая гиела. Казалось, на спине у нее сидит тряпичная кукла. Ее просторная одежда была покрыта снаружи серебристыми полосами и цветными лентами. Ветер трепал их, то позволяя им провисать, то обматывая вокруг шеи гиелы. Казалось, у всадника нет костей. Он то валился назад, оказываясь распластанным на спине гиелы, то проскальзывал под ее брюхом, то вскакивал на седло с ногами.
Сердце у Родиона забилось:
– Танцор и Верлиока! Вот с кем я мечтал встретиться! Эх, пега у меня нет, а под выстрел они точно не сунутся!
Он оглянулся на Штопочку и рванул к ШНыру. Пробежав метров двадцать, Родион остановился и крикнул:
– Обещайте, что будете сидеть тихо!
– Как мышки! – вкрадчиво сказала девица Штопочка.
Родиону не понравилось, как она это произнесла, и не понравился взгляд, который она при этом бросила на Зверя, однако все это он сообразил уже на бегу. Он увяз в раскисшей жиже у ручья и едва не потерял ботинок. С трудом выдернул его и, таща с собой ком грязи, поднялся по склону к ограде ШНыра, перевалился в парк и оттуда, собирая все колючки, устремился к пегасне.
Когда Родион наконец добрался до пегасни, боевой пыл его уже угас. Желание сражаться с Танцором и Верлиокой улетучилось. Отыскивая в амуничнике седло, которое ШНыру не жалко будет потерять, если берсеркам повезет больше, Родион размышлял, что боевой пыл вещь ненадежная. Допустим, война. На дворе холодная осень. Ты несколько недель спал на земле, шинель сырая, окопы раскисли, тебя бьет кашель. И вот хмурым утром, дождавшись конца артобстрела, ты бежишь на пулеметы и колючую проволоку, пару раз, не целясь, стреляешь в сторону неприятельских окопов, не видя даже врага, и тебя занимает лишь мысль, убьют тебя или ранят. Нет, здесь пылом не вытянешь. Здесь должно быть что-то иное. Какая-то земная, ровная сила должна
