мальчишка, чтобы чему попало у чужих людей учиться», – вот и весь разговор.
– Ничего себе. Я не знал.
– Да никто об этом не знал; по крайней мере, я до сих пор никому не рассказывал. Корве не повезло: мне в ту пору было не до церемоний. Начало Эпохи Кодекса, вся столица – один большой приют безумных на свежем воздухе, и я в этом приюте главный санитар, в такой ситуации не до возни с новыми учениками. Просто не смог пройти мимо выдающегося таланта, предложил ему помощь, а когда он отказался, вздохнул с облегчением: дело хозяйское, может быть, вернемся к разговору когда-нибудь потом. Но после того, как я сманил Корвину дочку на государственную службу, стал его тайным врагом номер один. Ну, теперь-то, пожалуй, номер два – сразу после тебя. Но кому от этого легче. Уж точно не самому Корве. Сочувствую ему всем сердцем, но помочь ничем не могу. Вот уж кто сам себе лютый враг.
– Да не то слово. Отказаться от своего призвания из-за какой-то хрени…
– Это для нас с тобой хрень, а для Корвы – фундамент, на котором построена вся его жизнь. Это я не к тому, конечно, что он правильно поступает, построенное на подобном фундаменте рушить не жалко. Просто хорошо понимаю, почему вышло именно так. И ты, конечно, совершенно прав в том смысле, что Корва никаких привилегий просить не стал бы. Но большинство наших аристократов совсем не дураки потребовать для себя кусок послаще. И поскандалить, если откажут, и взять, что дадут, не поблагодарив.
– Не самая лестная характеристика.
– Обычная. Многие люди таковы, просто далеко не у всех находятся хоть какие-то мало-мальски убедительные основания вести себя подобным образом. А у аристократии они есть.
– Прекрасный портрет заговорщиков у нас вырисовывается, – усмехнулся я. – Непрошибаемые дураки и высокомерные хамы, игнорирующие существование газет. Карикатурные персонажи, хоть пьесу о них пиши.
– Надеюсь, Мир избежит такого несчастья.
– Если снова не посадишь меня в Холоми, где больше нечем заняться, избежит. Но знаешь, о чем я сейчас думаю?
– Будешь смеяться, нет. Просто не решаюсь прочитать твои мысли: а вдруг там уже готов первый акт?
– Да ладно тебе, я не настолько гений, чтобы сочинять в уме. Помнишь, Гэйшери сказал, чтобы испортить его Благословение, достаточно «думать не в ту сторону»? Считать, что магия – зло для человека или люди – зло для магии, как-нибудь так. Звучит совершенно нелепо, но ладно, допустим, кто-то и правда до сих пор так думает. Может быть, даже многие. Например, люди, по чьим семьям особо жестоко проехались Смутные Времена. И, скажем, старики из Ордена Семилистника, среди которых, по словам Шурфа, полно поклонников безумных идей Кофиного покойного батюшки…
– Так и есть.
– Хорошо. Значит, «не в ту сторону» у нас думает целая куча народу. Но все равно у меня не укладывается в голове…
– Что именно у тебя не укладывается? Не тяни.
– Я немного побыл рядом с Гэйшери. И, кстати, собираюсь подать на тебя в суд за это знакомство, причинившее мне душевные страдания, несовместимые с разумной жизнью. Ладно, вру, нет у меня времени таскаться по судам. Но слушай, это кем же надо быть, чтобы испортить его Благословение? Я сейчас имею в виду, не какой скотиной, а какой невероятной силищи существом. Может быть, отсюда и надо плясать? Вряд ли у нас вообще кто-то настолько крутой найдется. Но вдруг у Гэйшери там, в прошлом, есть какой-нибудь лютый враг, решивший довести его до цугундера таким хитровыкрученным способом? Ну или не хитровыкрученным, а, наоборот, самым простым – если знать, насколько Гэйшери не все равно, что станет с его наследством в далеком будущем…
– Понимаю, – кивнул Джуффин. – Я бы на твоем месте тоже так рассуждал. Просто я в силу сложившихся обстоятельств знаю о Мастере Гэйшери, его магии, окружении и той эпохе в целом немного больше, чем ты. Искать среди Древних – пустой номер. Хотя бы потому, что у Мастера Гэйшери нет врагов.
– Правда, что ли? – изумился я.
– Чистая правда. Во-первых, по меркам своей эпохи, Мастер Гэйшери очень мягкий и дружелюбный человек – не смотри на меня так, сэр Макс, я не шучу. Он кстати и по нашим меркам примерно такой же, если привыкнуть к его манере свободно выражать свои чувства; собственно, скандалит он тоже исключительно из добродушия, чтобы быстро выпустить пар и не натворить настоящей беды. Обычная проблема при избыточном могуществе, мы все через это проходим, и Мастер Гэйшери решил ее наиболее простым и приятным для него самого способом. А во-вторых, древние вообще не умели враждовать. Нет этого в их природе. Убить, если нужно для дела, любой из них способен, но испытывать к противнику соответствующие чувства, да еще и стараться как-то отравить ему жизнь, с их точки зрения, настолько абсурдно, что лучше даже не пытаться это вообразить.
– Прекрасная позиция, – одобрил я.
– Вряд ли это можно назвать «позицией». Скорее особенностью их внутреннего устройства. Древние маги выглядят как люди, но отличаются даже от самых эксцентричных из нас куда больше, чем, скажем, коты от лисиц. С Мастером Гэйшери в этом смысле гораздо проще, чем с остальными: он обожает играть в чужие игры. И, по мере возможности, соблюдает правила. По крайней мере, искренне старается соблюдать.
– Сотофа мне сказала, именно с Гэйшери началась наша Истинная магия. И я не представляю, как?..
