К сожалению, я не из тех, кого утешают комплименты. Но когда Джуффин желает остаться в одиночестве, с ним не поспоришь. Пришлось уйти, как был – растрепанным и безутешным. И почему-то с кружкой из-под камры в руках. Спросонок я порой становлюсь на диво хозяйственным, что да, то да.
Когда на пороге гостиной на меня налетел вихрь, я совершенно не удивился – Друппи в своем репертуаре, мне не привыкать. Удивился я буквально секундой позже, обнаружив, что, во-первых, не лежу на полу, а все еще стою на ногах; во-вторых, вместо здоровенной собаки у меня на шее висит что-то вроде человеческого существа, а в-третьих, это существо – Базилио. Ну и дела. До сих пор она была образцом хороших манер.
Теперь былой образец хороших манер висел на мне, дрыгая ногами от восторга, и верещал что-то нечленораздельное, но явно оптимистическое. Ну и то хлеб.
– Ты что, в Университет поступила? – догадался я.
– Да какой, в козью задницу, Университет?! – восторженно завопила Базилио.
Не то чтобы я запрещал ей ругаться. Напротив, всячески поощрял ее развитие в этом направлении. Да что там, откровенно подстрекал. Но, увы, почти безуспешно: старательно вызубренные бранные слова Базилио произносит так робко, словно боится поранить об них язык. Но сейчас козья задница вылетела из ее уст, как привычная формула приветствия «хорошего дня».
Однако упоминание о Королевском Университете все-таки привело ее в чувство. Базилио отпустила меня и вполне спокойно сказала:
– В Университете остался еще один экзамен; леди Тайяра уверена, я его распрекрасно сдам. Но важно не это. А то, что я теперь могу есть еду! Нормальную человеческую еду, ты представляешь?! Она оказалась такая замечательная! В сто раз лучше любой наколдованной. Как я до сих пор без нее жила?
– Что?! – изумился я. И тут же на всякий случай перепугался. Все-таки Базилио – овеществленная иллюзия и питаться ей положено исключительно иллюзиями. Тоже овеществленными, при помощи примитивного бытового колдовства.
– А тебе не вредно? – осторожно спросил я.
– Мне полезно! – объявила Базилио. – Так Гэйшери сказал.
А. Ну если Гэйшери, тогда понятно. Хотя все равно не понятно ни черта.
– Он был очень голодный, – сказала Базилио. – Но наотрез отказывался от еды. Что-то такое объяснял про парадоксы времени; на самом деле ужасно интересно, но я, к сожалению, мало что поняла. Тогда я предложила ему свою еду, наколдованную. Он продолжал говорить про парадоксы, но все равно попробовал – интересно же! И ужасно плевался. Кричал, что нельзя кормить ребенка безвкусной отравой. «Ребенок» – это, видимо, я. А тут еще леди Тайяра наябедничала, что она от этой моей еды вообще умерла; я пыталась объяснить, что на самом деле, не от еды, а от убийственного заклятия, которое на нее перед этим наложили, но Гэйшери не слушал, только страшно ругался… ну, то есть, честно говоря, совсем не страшно, а даже немножко смешно. Но я почти не смеялась, потому что это невежливо – смеяться, когда кто-то кричит.
– Рад, что тебе понравилось, – растерянно сказал я. – Потому что, насколько я понимаю, кричать он будет довольно часто.
– Конечно, будет, – кивнула Базилио. – Уж такой он чувствительный человек. Обещал, что меня тоже научит; говорит, это гораздо веселее, чем вежливо молчать.
– Ну как тебе сказать… – осторожно начал я, но Базилио не дослушала. Куда подевалась ее обычная деликатность? Впрочем, я примерно представлял, куда.
– Попробую – пойму, – отмахнулась она. – Но главное не это. А то, что накричавшись, Гэйшери пошел на кухню, отобрал у поваров пирог, который они испекли для себя, принес мне и сказал: «Ешь! Ничего с тобой не случится». И оказался прав. Ничего не случилось. И мне очень понравилось! А Гэйшери пообещал, что теперь так будет всегда. И сам поел со мной за компанию, сказал, что на все парадоксы времени вместе взятые ему на самом деле плевать. Мы еще потом к соседям ходили, в «Свет Саллари». А на обратной дороге – в новый трактир на Мокрой площади, где триста сортов мороженого, проверять.
– Проверка, как я понимаю, прошла успешно?
– Не то слово! – подтвердила Базилио. – Наверное, я теперь стану страшной обжорой. Но Гэйшери говорит, если много колдовать, особо не растолстеешь. Поэтому я теперь буду много колдовать.
– Ну, может, оно и неплохо, – сказал я. – Магия – прекрасное хобби для юной леди. Уж всяко лучше, чем курить трубку или вышивать.
И огляделся в поисках Гэйшери. Куда подевался? Почему не приходит на меня орать?
– А, вот и вы! – воскликнул Гэйшери.
Что удивительно, он не свалился нам на головы откуда-нибудь с потолка, а вошел из коридора, как самый обычный человек. Извлек из воздуха картонный стаканчик с кофе и вручил мне. Очень мило с его стороны.
– Тоже мне, великие угуландские маги, – сварливо, но вполне спокойно сказал он. – Взялись овеществлять иллюзию, так делайте это как следует, а не наполовину, чтобы потом ребенка голодом морить. Не знали, небось, подходящего заклинания? В голове одно «дерьмундЫ»?
– Да не то чтобы одно, – хладнокровно заметил я. – Даже у меня, пожалуй, пара тысяч разнообразных вариаций наберется; у остальных гораздо больше, я все-таки почти новичок. Но по сути вы правы: подходящего заклинания у нас не нашлось. Спасибо, что помогли. Я очень рад за Базилио. И за
