кофе спасибо. Он сейчас кстати, как никогда.
– Хотя вам больше нравится горький и без молока, – усмехнулся Гэйшери. – Но вы решили мне об этом не говорить. Вы все-таки чересчур вежливый, вот в чем ваша беда.
До сих пор бедой я считал совсем другие свои особенности. Но леший его разберет, этого Темного Магистра. Вдруг он прав, и для полного счастья мне достаточно прекратить вполне беспомощные попытки не выглядеть совсем уж невыносимым хамлом, которые Гэйшери принимает за вежливость? Ух, заживу тогда.
Но ему я сказал:
– Дело не в вежливости. Просто вы только сегодня научились этому фокусу – я имею в виду, любить кофе, что, по моим наблюдениям, гораздо труднее, чем добывать его из Щели между Мирами. А новичков критиковать нельзя, чтобы не утратили энтузиазм. Только поддерживать и хвалить.
– Ну надо же, – удивился Гэйшери. – Неожиданный поворот! Любому другому я сказал бы на это: «Не разводите сопли, с чего вы взяли, будто другой человек нуждается в вашей похвале, будь он хоть триста раз новичок?» Но с вами спорить не стану. Великодушие вам, пожалуй, даже идет.
Я люблю, когда со мной отказываются спорить, особенно собеседники, от которых этого не ждешь. Самый короткий путь к моему сердцу – сперва продемонстрировать склочный характер, а потом соглашаться со всем, что бы я ни сказал. Вот и сейчас я сразу решил, что Гэйшери, при всех его странностях, на самом деле, просто отличный. И Базилио нынче выглядит на редкость счастливой. И дома все-таки очень хорошо.
Стоило мне подумать, как хорошо дома, как в моей голове, согласно закону подлости, тут же раздался голос Трикки Лая.
«Извини, – сказал он, – я помню, что у тебя отпуск, и обещал сэру Джуффину, что больше не буду дергать тебя по пустякам. Но тут такое дело: в четвертом доме по улице Трех Сирот завелось чудовище, больше всего похожее на чей-то страшный сон. Лично я никогда раньше ничего подобного не видел и сразу решил, что это по вашей части – в смысле Тайного Сыска. Сэр Кофа, которого я позвал на помощь, говорит, что это фэтан[16]. По его словам, почти новорожденный, то есть, совсем недавно вызванный и пока не очень опасный. А еще он говорит, что ты умеешь с ними разбираться…»
«Фэтан?! – переспросил я. – Мать твою четырежды на дне колодца! То есть, не твою, а его. Или сразу обеих, с тобой за компанию. Не приближайтесь к нему, я мигом».
– У вас такое лицо, словно вы сейчас кого-то убьете, – заметил Гэйшери.
– Да почему же «словно»? – ухмыльнулся я. И ушел Темным Путем, не попрощавшись. Сам говорил, что моя беда – вежливость, пусть теперь терпит. А Базилио к моим внезапным исчезновениям не привыкать.
Я был уверен, что вернусь очень быстро, максимум через четверть часа. Сколько там возни с новорожденным фэтаном – шарахнуть его Смертным Шаром и приказать убираться домой. Бедняги такому негостеприимному обращению только рады – невелико счастье, внезапно утратив телесность и память, оказаться в ином мире, в плену у сдуру призвавшего тебя колдуна.
С этим делом я и правда справился быстро, но если уж попал в лапы заместителя начальника Городской Полиции, который, во-первых, соскучился, а во-вторых, никогда не отказывал себе в удовольствии меня припахать, считай, влип, как тот фэтан. Только и счастья, что тело на месте, но сбежать домой ненамного проще. И, что самое ужасное, совершенно не хочется. Такова сила обаяния Трикки Лая, в полной мере унаследованная у него Базилио. Ей тоже никто ни в чем не может отказать.
Поэтому домой я вернулся – ну, не то чтобы совсем на рассвете, все-таки осенью довольно поздно светает. Но совсем незадолго до него. И хотел в этот момент только одного – тишины и покоя. Даже моя общительность имеет предел.
Тишина и покой у меня обычно хранятся на крыше. По крайней мере, там шансы получить их в свое распоряжение довольно высоки, особенно в это время суток, да еще в такую погоду, когда по черепице стучит мелкий осенний дождь. Но с чем-чем, а с дождем справиться легче легкого. Для него у меня есть очень хорошее «дерьмундЫ» – в смысле заклинание, от которого над головой появляется своего рода невидимый тент.
Сперва я просто сидел, наслаждаясь возможностью никого не видеть и ничего в связи с этим не говорить. Потом, вечность спустя, извлек из Щели между Мирами чашку крепкого кофе. Еще одну вечность спустя закурил. В сумме эти две вечности вряд ли составили бы десять минут, но какая разница, если за это время я почувствовал себя настолько отдохнувшим, что снова обрел чудесную способность воспринимать некоторые сигналы, поступающие из внешнего мира. Например, слышать звуки. Точнее голоса.
Голоса раздавались из башни, то есть из моего кабинета, оккупированного Темным Магистром. Один из них принадлежал самому Гэйшери, да и второй я тоже сразу узнал. И удивился не тому, что сэр Шурф пришел в мое отсутствие – во-первых, он часто так делает, а во-вторых, ясно же, что человек погибает от любопытства, на его месте я бы и сам погибал – а тому, что у него нашлось время на этот визит. Что Шурф в принципе способен думать хоть о чем-то постороннем, дорвавшись до несанкционированного обыска чужих библиотек. С другой стороны, библиотеки никуда не денутся, а Темный Магистр – дело ненадежное, сегодня он есть, завтра нет. Глупо было бы упустить шанс.
О чем они говорят, отсюда было не разобрать, но, судя по интонации, взаимопонимания собеседники благополучно достигли. В смысле обошлось без скандала. Ничего удивительного, сэр Шурф Лонли-Локли – такой специальный человек, на которого почему-то совершенно невозможно орать, даже когда очень хочется. Я много раз проверял.
