Воодушевленные подмогой моряки рванули вперед, сокрушая щиты солдат. Гвардейцев разделили на несколько групп, прижали к бортам. Кезон бросился к корвусу либурны. Шкипер с кровавой маской на лице последовал за ним, увлекая за собой еще несколько человек. На палубе либурны его ждал Квинт с остатками копьеносцев. Лицо Антония посерело от страха. Он узнал зверя. Гастаты сомкнули щиты вокруг предводителя, но Кезон, одним движением срубив несколько наконечников, отбросил в сторону копья. Хрустнул прямоугольный скутум, проломленный пополам чудовищным ударом скимитара, несколько абордажных сабель устремились в открывшуюся брешь, раздвигая монолит преторианского ряда. Пока его соратники разделывались с последними копейщиками, Кезон решил обменяться с Квинтом несколькими фразами.
— Зачем вы преследуете меня? Вы, и так лишившие меня всего?
— Бешеных собак следует истреблять, чтобы они не кусали других!
— Ну и как? Получается?
— Торжествуй, убийца! Но знай — мы будем преследовать тебя в двух пространствах! И в Мидгарде, и в Реальности! Если не достанем здесь — найдем там. Тебе не место ни в одном из миров, где живут люди! Твоя смерть — лишь вопрос времени!
— Хорошо. Не буду переубеждать тебя. Я не спорю с фанатиками. А пока — прими от меня этот дар прозрения. — Кезон провел скимитаром по шее Квинта, и брызнувшая артериальная кровь залила его шафрановую тогу.
Кезон обернулся. Гребцы либурны, невольники, прикованные к уключинам, следили за ним глазами, полными ужаса. Шкипер монеры подошел, сжимая в руке погнутый иззубренный палаш.
— Что нам делать с этими?
Кезон вздохнул. Если либурна вернется в Баркид, еще до утренней стражи в погоню за ним вышлют несколько боевых кораблей.
— Подарите им милосердную смерть. Ожесточите свое сердце и добейте раненых. Корабль отдаю вам на один час. Потом… Тебя же не нужно учить, как пускать суда на морское дно?
— Я где-то слышал, как это делается, — улыбнулся шкипер жутковатой улыбкой.
— Отлично. Потом мы изменим курс. Нас будут ждать на подходе к Запретному городу, а мы всех обманем и пойдем прямиком в Альба Лонга. Сдадим там твою ворвань, ты дождешься меня и только после этого отвезешь в Запретный город. Я понял, что мне нужно кое-что сделать. Добычу, которую вы возьмете, засчитаем как оплату за дополнительные издержки. Ты согласен?
Триерарх корабля подобострастно кивнул.
— Я и мои люди будут счастливы еще раз послужить тебе, повелитель. Куда ты — туда и мы.
— Хорошо. Я не ждал от вас ничего иного. За дело!
Они вернулись на свое судно, скользя в лужах крови. Десять оставшихся на ногах моряков перебрасывали тела преторианцев за борт. Пострадавших в бою перевязывали полосками шерсти. Кезон достал из своей сумки целительное зелье, опрокинул его в рот, потом, подставив свое лицо северному ветру, посмотрел в сторону Запретного города. Да, Сулла оказался прав. Все еще только начиналось.
— Остановите у торца дома, пожалуйста, — с этими словами худощавый парень в дорогом сером пальто достал пятисотрублевую купюру и протянул водителю.
Тот равнодушно взял деньги и плавно нажал на тормоз.
— Торопитесь? — вежливо осведомился пассажир.
— Да нет, — ответил шофер типичным отечественным оксюмороном.
Парень достал еще двести рублей и передал таксисту.
— Подождите меня десять минут. Если за это время не появлюсь, значит, я тут надолго и ждать больше не нужно.
Он говорил тихо, со спокойными интонациями, но его слова падали в салон машины подобно свинцовым гирям, и реакция на них могла быть единственной — беспрекословное подчинение. Водитель с готовностью кивнул:
— Хорошо.
Он не сознавал и не мог сознавать, что с такой же готовностью кивнул бы и повиновался, если бы его немногословный пассажир так же, не повышая голоса, распорядился бы направить машину на бетонную стену. Он, не колеблясь, подчинился бы, если бы услышал приказ выйти из машины, облить себя бензином и поджечь. Но ему лишь сказали подождать десять минут и ничего кроме этого. Он согласился, не ведая, что способен на большее.
Худощавый парень выбрался из такси, неторопливо осмотрелся и направился к стоящему во дворе дома длинному «ситроену», покрытому толстым слоем снега. Не то чтобы он очень сильно нуждался в своем автомобиле, просто «ситроен» оставался последней ниточкой, связывавшей его с прежним существованием. Ему страстно хотелось ощутить рядом что-то привычное, до боли знакомое. В свою квартиру он не смог бы зайти даже под дулом пистолета. Ему казалось, что стоит переступить порог, как недавно пережитый кошмар вновь настигнет его. Разум колыхнется и сорвется в колодец отчаяния, в пропасть раскаяния и провал сожаления о том, чего изменить и прожить сызнова уже нельзя.
