Клац! — это моя челюсть вернулась на прежнее место. Да так там и застыла, пока я переводила анимешно-круглые глаза с Полины на Богдана и обратно.
Елки зеленые! Что тут произошло, пока нас не было?!
— Удивлена, с-сестренка? — правильно истолковав мой взгляд, по-змеиному прошипел Богдан. — А мне Полина уже успела все рассказать!
— Правда?! — ахнула я и с выражением «беги, Лола, беги!» уставилась на подругу. — Ты ему все рассказала?!
Казакова снисходительно скривилась, мол, «это он так думает!». Я тихонько выдохнула, а Богдан все не унимался:
— Именно, Евочка! Все! И о том, что волшебные звери существуют. И о том, как ты их лечишь. И даже о ведьмах!
Ай да Богдан! Ай да добряк-метросексуал, чтоб тебе всю жизнь вместо зеркал в лужи смотреться! Прямо талант, когда дело доходит до морального прессинга. Кто бы подумал… У меня аж дыхание перехватило от этого его последнего слова!
— О ком?!
— О ведьмах! — по слогам четко повторил брат. — О тех, которые ведают! Знают все! И лечат волшебных зверушек волшебными настойками.
Фу-уф… неужели пронесло?
— Ну конечно, — улыбнулась я подрагивающими губами. — Лечат, ага… настойками… Правильно-правильно! Нашатырь там, валерьяночка… подорожник опять-таки трава полезная… Только вот я одного не могу понять. Ну ладно, я — ведьма. От нас-то по умолчанию ничто не скроется. Но как ты с Васей познакомился? Он ведь…
И запнулась. Что сказать: «Он к смертным не приходит»? А потом долго и нудно доказывать, что я на самом деле вполне себе человек, а не какой- нибудь пришелец в гуманоидной оболочке, и такая же смертная, как он и все остальные Соколовы?
— …Вася ведь такой конспиратор! — придумала наконец.
Богдан скептически выгнул бровь:
— Ева, он — конь!
— Единорог, — поправила я на автомате.
— Да ради бога! Главное, что в нем два метра красоты. Из него конспиратор, как из меня прима Большого театра! — развел руками брат.
— И все же, — с нажимом возразила я, — до этого он никогда и никому на глаза так просто не попадался. Всегда приходил по ночам, когда все посторонние спали. Так что же случилось на этот раз? Вася явился днем?
— Нет, — мотнул головой брат, а Поля за его плечом как-то странно дернулась и прямо на моих глазах начала сереть лицом. — Ночью.
— И ты не спал? — подозрительно сощурившись, пристально вгляделась я в Казакову. — Интересно, почему?!
— А мы… — промямлила подруга. — Мы тем вечером как раз только помирились…
Ах, вот оно что!
— То есть это ты ему спать не давала?! — прорычала я.
Полина ответила жалобным писком и, не сумев придумать достойной отговорки, второй раз за десять минут протянула мне блюдо:
— Скушай печенюшку, Евочка!
— Нет! — рявкнула я, отчаянно сражаясь с недостойным желанием схватить блюдо и запустить подруге в голову. «Недостойным» потому, что я отлично понимала: не так уж сильно она виновата. Предугадать появление Васи была не в силах даже Ядвига, а она как-то пыталась научиться. Да я и сама не так давно вляпалась в похожую ситуацию, когда Шурик себе едва сафари на единорогов не устроил. Так что, если уж совсем по-честному, злиться я должна была прежде всего на себя, за то, что не смогла воспитать Васю. Но так как на себя злиться было неинтересно, а на подругу — несправедливо, попыталась перевести тему: — С каких это пор ты заделалась кондитером?!
— Да так, — уже спокойнее улыбнулась Полина, сообразив, что буря начала стихать. — Появилось вдруг непреодолимое желание побаловать любимую подружку. Зашла на кухню, смотрю: мука стоит. Вот и решила использовать.
Богдан медленно обернулся. Окинул суженую задумчивым взглядом.
— Мука? — спросил, подозрительно косясь на печенье. — А где она была?
Поля пожала плечами, затянутыми в черную полупрозрачную ткань кофточки:
— Да на столе стояла. В пакете из-под муки. Вполне обычном. Без каких-то опознавательных знаков, правда, но что я, муку не определю? Ой, не смотрите так! Я ее просеяла и даже попробовала: мука мукой! И на вид, и на вкус.
— На вкус, говоришь? — неожиданно уточнил братец. — А на зубах она случайно не поскрипывала?
Поля задумалась на мгновение:
— Вроде было немного… но я решила, что так и надо.
— Понятно, — парень с абсолютно невозмутимым видом покачал головой. — Не пеки больше. Никогда. А печенье это есть нельзя. Выбрасывай.
— Но почему?! — возмутилась Полина.
— Потому что оно из шпаклевки.
