посчастливиться схватить птицу-удачу за хвост. Нападать друг на друга на подступах к лестнице и на ней самой никто не пытался – никому не хотелось пасть убитым или раненым на полпути к заветной цели. Выяснять, кто из них круче, охотникам за птицей-удачей предстояло наверху. И если кто-то из них не был уверен в своих силах, он мог повернуть обратно в любой момент. Даже после того, как ввяжется в битву. Если, конечно, ему не помешают из нее выйти.
Такие одумавшиеся стали попадаться навстречу Кальтеру и Сквозняку, когда они достигли подножия лестницы. Почти все беглецы были легко ранены и могли передвигаться самостоятельно. Можно сказать, им повезло – они вовремя покинули мясорубку и теперь уходили в надежде зализать раны, чтобы в будущем вновь вернуться сюда и снова попытать счастья. Те, кому не повезло, заполучив в теле серьезные дырки, но пока не погибнув, ползли на четвереньках, оставляя за собой кровавые следы, а также волоча порой не до конца отрубленные конечности или вываленные из распоротых животов кишки. Смотреть на них было и отвратительно, и жалко. Все эти бедолаги в отличие от легкораненых были обречены вскорости умереть от потери крови или гангрены. Но останавливаться, чтобы добить их, Куприянов и Серега не стали. Хотя из тех, кто взбирался на лестницу вместе с ними, такие милосердные люди иногда находились.
Лестница поднималась на высоту более полусотни метров, ее протяженность равнялась примерно двумстам метрам, ширина – порядка двадцати. Ступени на ней были непривычно большие – сантиметров по тридцать в высоту и около метра в ширину. А перила так и вовсе отсутствовали, и чем выше поднимались напарники, тем меньше им хотелось подходить к краю лестницы.
Подъем по ней требовал заметных усилий. Поэтому любой желающий побороться за пакали добирался до ее вершины заметно выдохшимся. Кальтер и Сквозняк тоже не стали исключением, хотя, конечно, пожилой калека запыхался сильнее молодого.
По мере приближения к воротам раненых и трупов на ступеньках становилось все больше. У Кальтера невольно возник вопрос: кто же наводит здесь порядок после каждой резни? Спросить об этом Серегу он почему-то не удосужился, хотя в отличие от долины утром на лестнице не было ни свежих, ни истлевших останков. У ее подножия их хватало с избытком. Но сама она до вторжения «красных мундиров» выглядела подозрительно чистой. Не идеально – застарелые бурые пятна крови на ней все же имелись, – но тем не менее.
Сомнительно, что после боя не сумевшие прорваться в Мегалит головорезы засучивали рукава и приступали к генеральной уборке. Но сейчас думать об этой странности было некогда – Кальтер и Сквозняк почти достигли площадки. И теперь им надо было… нет, не бросаться в бой очертя голову, а просто не дать себя прикончить. Ради этого они планировали держаться в стороне от основной заварухи, но не слишком далеко от нее. Потому что, когда придет срок действовать, для них будет дорога каждая секунда.
Также им следовало обязательно выяснить, как долго открываются ворота после активации ключей. Сквозняк видел это своими глазами лишь однажды и издали, поэтому не был уверен, что в другой раз ворота откроются с той же скоростью. Возможно, длительность сего процесса напрямую зависела от того, как быстро будут помещены ключи в соответствующие гнезда. А возможно, и нет. Но в любом случае выяснить эту деталь лучше всего заранее, нежели целиком и полностью полагаться на авось.
Первый желающий пустить напарникам кровь возник не впереди, а прямо у них за спиной. Пока они подымались по ступенькам, в десяти шагах позади от них пыхтел, тоже карабкаясь вверх, усатый крепыш с алебардой. Его одежда напоминала форму ватиканских гвардейцев, только полосы на камзоле у него были другие – черно-зеленые – и плюмаж на шлеме-морионе имел черный цвет. Как все обитатели долины, этот тип также был грязным и потрепанным. Но в любом случае он казался приличнее и цивилизованнее какого-нибудь викинга или сармата. По крайней мере, на первый взгляд. И все же Куприянов и Серега приглядывали за ним краем глаза, ведь когда позади тебя бежит, размахивая алебардой, твой потенциальный враг, это чертовски напрягает.
Как выяснилось, приглядывали не зря! И когда гвардеец неведомо какой европейской армии вдруг прибавил ходу и взял алебарду наперевес, стало очевидно, в чьи спины он решил ее вонзить. К тому же воевать ею он мог лишь на лестнице, где для этого хватало места. А на площадке ему придется волей-неволей бросить свое древковое оружие и взяться за шпагу, которая висела у него в ножнах на перевязи.
Усатый явно решил, что обладает преимуществом перед двумя легковооруженными бойцами. Действительно, он мог поразить их обоих с такого расстояния, откуда они не дотянутся до него палицей и тесаком. Так оно и случилось бы, предоставь они ему право первого удара. Но напарники не усомнились в том, что гвардеец мастерски владеет алебардой, и не собирались проверять это на практике. Прежде чем он сделал выпад, они шарахнулись в стороны, усложняя таким образом ему задачу. А также давая понять, что если он передумает атаковать и, обогнав их, просто пробежит мимо, они его не тронут.
И действительно не тронули бы, поскольку сами не планировали пока ни на кого нападать. Но усатый уже впал в боевой раж и не желал отказываться от своих кровожадных намерений. И он не позволил себя запутать, не собираясь гоняться сразу за двумя зайцами. Быстро определив, кто из этой парочки менее проворен, гвардеец, не сбавляя ходу, попер на Кальтера. Не забывая, естественно, про Сквозняка. Которого он мог не уколоть, а рубануть многофункциональным наконечником алебарды, если тот набросится на него сбоку.
Сквозняк недолго думая взял и набросился.
Гвардеец мгновенно на это среагировал и сделал ответный выпад. И перерубил бы Сереге бедро, если бы тот атаковал усатого так, как владелец алебарды ожидал, – по правилам ратного поединка. Однако Сквозняку было начхать на все правила. Едва вражеское оружие пришло в движение, он
