Пока самолёт заправляли, Афанасий выслушал лекцию капитана Ширяева, подсевшего к ним отдохнуть, о местности и о городе Воркуте, в котором он жил какое-то время.
Город располагался на реке Воркуте – первоначальное название реки было Варкута-яха, что переводилось с ненецкого как «река, изобилующая медведями», – в зоне вечной мерзлоты и считался третьим по численности населения городом в мире, расположенным за Полярным кругом.
По рассказу Ширяева, Воркута была основана геологами как посёлок в Большеземельской тундре в начале тысяча девятьсот тридцатого года, вошла в состав Коми АССР и благополучно дожила до двадцать первого века.
– Да, здесь был один из крупнейших лагерей СССР – Воркутлаг, – говорил капитан возбуждённо, – да, до конца восьмидесятых он оставался местом ссылки, но теперь это неплохой современный городок на Севере, где есть и свой угольный музей, и оперный театр, и киносервис. Если с конца прошлого века народ отсюда убегал, то сейчас…
– Почему убегал? – перебил Ширяева Афанасий.
– В районе Воркуты проводили подземные ядерные взрывы, стала нарастать заболеваемость злокачественными опухолями.
– Зачем взрывали? Неужели и там был полигон?
– Нет, всего лишь зондировали угольные пласты, а через двадцать лет зараженная вода нашла выходы к реке.
– Откуда тебе это известно?
– Мой папа отсюда родом, можно сказать, – криво ухмыльнулся Ширяев.
– Он же грузин… то есть, я хотел сказать, как он здесь оказался?
Ширяев улыбнулся шире.
– Он сидел здесь, в Воркутлаге, девять лет.
Афанасий невольно покачал головой.
– Как судьба распоряжается людьми.
– Вы обо мне или об отце?
– О тебе.
Капитан поморгал, улыбка его полиняла.
– Меня бабки да дедки по маминой линии воспитывали, она из здешних мест, работала в зоне, вышла за отца… Я вырос здесь, потом переехал в Екатеринбург, учился в лицее, в радиоинституте, там военная кафедра, я ушёл служить, работал в Калининградском метеоцентре.
– Шалва, – послышался голос Ривкина.
– Иду, – поднялся Ширяев. – Всё путём, командир, мне на судьбу грех жаловаться, но ты должен знать, с кем службу мотаешь.
– Что с отцом? Выпустили?
– Похоронили здесь, на зоне, убийц на воле не хоронили. Сорок шесть лет мужику было, а сел за то, что вступился за девушку и зарезал двоих отморозков. Но он тоже не сам выбирал свою судьбу.
– Он классный инженер, – посмотрел вслед капитану Олег. – Лучший оператор «Тополей», потому его и включили в состав группы.
– Какое отношение он имеет к диагностике ионосферы?
– А он и не должен заниматься ионосферой, его епархия – установка с излучателем, а тут ему равных мало.
– Товарищ майор, – высунулся из пилотской кабины командир самолёта, – заправились, можем взлетать.
– Поехали, – встрепенулся Афанасий. – Идём к морю Лаптевых, потом к границе льдов.
– Часа три лететь.
– Вам и штурвал в руки, а мы будем стирать грань.
– Какую грань? – не понял лётчик.
– Между умственным и физическим бездельем.
Лётчик улыбнулся, исчез.
Самолёт заворчал двигателями.
Проснулся Дохлый, разлепил глаза.
– Прилетели?
– Сон плохой приснился? – участливо спросил сержант Бугаев.
– Ничего не снилось. – Марин осоловело посмотрел в иллюминатор. – Где это мы?
– Воркута.
– А-а… – Сержант устроился в кресле поудобней и снова закрыл глаза. Спать он мог сутками.
Взлетели, повернули на северо-восток.
Самолёт через иллюминаторы слева пронзили густые потоки оранжевого света солнца, облизывающего северо-западный горизонт.
