это главным образом уроженцы западных городов Шема: Пелиштима, Анакима, Аккарима, и их люто ненавидят зуагирцы и прочие кочевые племена. Как тебе известно, мой добрый Альсемид, страны, из коих происходят эти варвары, разделены по географическому признаку на западные луговые угодья, тянущиеся до самого океана, на которых высятся большие города, и восточные пустыни, где заправляют поджарые кочевники. Между горожанами и обитателями пустыни идет непрерывная война.
Зуагирцы веками воевали с Хаураном, пытаясь покорить его, безуспешно, впрочем, но завоевание королевства собратьями с Запада привело их в бешенство. Ходят упорные слухи, что этот естественный антагонизм умело подогревает бывший капитан королевской стражи. Говорят, он сумел обмануть самого Констанция, который распял его на кресте, и присоединился к кочевникам. Зовут этого человека Конан, и сам он – варвар по происхождению, один из тех угрюмых и мрачных киммерийцев, чью свирепость сполна испытали на себе наши солдаты. Поговаривают также, что он стал правой рукой самого Ольгерда Владислава, казака и искателя приключений, который пришел сюда из северных степей и стал главарем банды зуагирцев. Если верить слухам, численность этой банды за последние несколько месяцев существенно возросла, а сам Ольгерд, побуждаемый, без сомнения, этим самым киммерийцем, даже подумывает о нападении на Хауран.
Вряд ли он помышляет о чем-то большем, нежели обычный налет, поскольку у зуагирцев нет ни осадных машин, ни опыта в осаде городов. Кроме того, тезис о том, что кочевники в свободных разомкнутых боевых порядках, точнее, при полном их отсутствии совершенно не в состоянии противостоять дисциплинированным, хорошо обученным и вооруженным воинам шемитских городов, неоднократно получал свое подтверждение в прошлом. Коренные жители Хаурана, пожалуй, всем сердцем приветствовали бы подобное вторжение, поскольку кочевники уже не в силах обойтись с ними еще более жестоко, чем это делают их нынешние хозяева, так что смерть для них стала бы предпочтительней жалкого и полного страданий существования, которое они ныне влачат. Но они настолько запуганы и беспомощны, что вряд ли смогут оказать реальную помощь захватчикам.
Их состояние иначе как катастрофическим и назвать нельзя. Тарамис, в которую явно вселился демон, не останавливается ни перед чем. Она отменила культ Иштар и превратила храм в место идолопоклонничества. Королева распорядилась уничтожить изображение богини, вырезанное из слоновой кости, богини, которой поклоняются восточные хайборийцы. Этот культ, пусть он и уступает подлинной религии Митры, принятой у западных наций, все же намного выше поклонения дьяволу, чем грешат шемиты. Вместо этого она приказала повесить в храме самые отвратительные и непристойные изображения – богов и богинь ночи, запечатленных в порочных и бесстыдных позах, придав им самые отвратительные черты, какие только может вообразить ущербный разум. Во многих из этих образов можно узнать ложных и нечистых богов шемитов, туранцев, вендийцев и кхитайцев, другие же навевают смутные воспоминания о жутких и полузабытых созданиях древности, память о которых сохранилась лишь в самых старинных легендах. Откуда королева узнала об их существовании, я даже боюсь предположить.
Она ввела практику человеческих жертвоприношений, и с той поры, как она избрала своим партнером Констанция, не меньше пятисот мужчин, женщин и детей были принесены в жертву. Некоторые из них умерли на алтаре, который она установила в храме, причем королева сама орудовала жертвенным ножом, но участь остальных была еще ужаснее.
В подземной часовне храма Тарамис поселила страшного монстра. Что он такое и откуда взялся – никто не знает. Но вскоре после того, как она подавила отчаянный бунт своих солдат против Констанция, королева провела всю ночь в оскверненном храме, в полном одиночестве, если не считать дюжины связанных пленников. Потрясенные горожане видели клубы черного, скверно пахнущего дыма, поднимающиеся над куполом, и всю ночь оттуда доносились исступленный речитатив королевы, читавшей безумные заклинания, и дикие крики пленников, подвергнутых немыслимым пыткам. А ближе к рассвету к ужасным звукам присоединился новый голос – скрипучий и хриплый, совершенно нечеловеческий, от которого кровь стыла в жилах у тех, кто слышал его. Когда взошло солнце, Тарамис, пошатываясь, словно пьяная, вышла из храма, и в глазах ее сверкало дьявольское торжество. Пленников больше никто и никогда не видел, да и хриплый голос тоже больше не раздавался там. Но в храме есть комната, в которую входит одна только королева, гоня перед собой очередного пленника, предназначенного для жертвоприношения. И тот пропадает без вести. Все знают, что в мрачном склепе обитает некое чудовище, пришедшее сюда из промозглой глубины веков и пожирающее отчаянно кричащих пленников, которых поставляет ему Тарамис.
Отныне я полагаю ее не смертной женщиной, а бешеным дьяволом в женском обличье, который затаился в своем логове среди костей и останков ее жертв и перебирает их забрызганными кровью пальцами с длинными когтями. И то, что боги позволяют ей невозбранно творить столь ужасные злодеяния, заставляет меня усомниться в высшей справедливости.
Сравнивая ее нынешнее поведение с тем, которому я был свидетелем во время своего первого визита в Хауран семь месяцев тому, я теряюсь в догадках и почти склонен разделить веру тех, кто убежден: в тело Тарамис вселился демон. Но один молодой солдат, Валерий, придерживается другого мнения. Он полагает, что ведьма обрела облик, неотличимый от обожаемой правительницы Хаурана. Он верит, что Тарамис тайно похитили под покровом ночи и заточили в какой-нибудь темнице, а та, которая отныне правит страной от ее имени, всего лишь ведьма. Он поклялся отыскать настоящую королеву, если только она еще жива, но я опасаюсь, что он и сам пал жертвой жестокости Констанция. Он принимал участие в мятеже дворцовых гвардейцев, после чего бежал и некоторое время скрывался, упрямо отказываясь искать убежища за границей. Примерно тогда же я и встретился с ним, и он поделился со мной своими соображениями.
Но он исчез, как и многие до него, о чьей судьбе даже страшно подумать, и я опасаюсь, что его выследили шпионы Констанция.
Однако мне пора заканчивать это письмо, чтобы потом отправить его почтовым голубем, который отнесет его на станцию, расположенную на самой
