смешав ряды. Их легкие доспехи и оружие не могли соперничать с длинными тяжелыми луками боссонийцев. А западные лучники к тому же умело укрывались среди валунов и кустов. Более того, немедийским пехотинцам недоставало твердости духа конных рыцарей, ведь они прекрасно сознавали, что лишь расчищают дорогу для всадников.
Арбалетчики отступили, и в разрывы между их шеренгами выдвинулись копейщики. По большей части они состояли из наемников, и их хозяева не терзались угрызениями совести, хладнокровно рассчитывая принести их в жертву. Они должны были отвлекать внимание от конных рыцарей, пока те не выйдут на дистанцию прямого удара. И пока арбалетчики вели фланговый огонь с большого расстояния, копейщики шли вперед, попав под ураганный обстрел вражеских лучников, а за ними готовились пойти в атаку рыцари.
Когда же и копейщики дрогнули под ливнем стрел, протрубил рожок, и они поспешно подались вправо и влево, а в образовавшуюся брешь устремились тяжеловооруженные рыцари.
На полном скаку они влетели в тучу свистящей смерти. Длинные оперенные стрелы находили малейшие щелочки в сочленениях их доспехов и конских попон. Лошади, взбиравшиеся на ступенчатые террасы, вставали на дыбы и валились вниз, увлекая за собой всадников. Утесы были усеяны телами людей и лошадей. Атака захлебнулась.
Внизу, в долине, Амальрик перегруппировал свои войска. Тараск сражался в первых рядах под знаменем с алым драконом, но командовал воинством барон Тор. Амальрик злобно выругался, глядя на лес копий, видимый над шлемами гундерландцев. Он надеялся своим отступлением выманить рыцарей из- за спин копейщиков и заставить их броситься в атаку вниз по склону, а уже потом лучники с флангов должны были внести сумятицу в их ряды; конники, пользуясь численным перевесом, добили бы их. Но они не тронулись с места. Слуги разносили бурдюки с речной водой. Рыцари снимали шлемы и поливали взмокшие головы и лица. Раненые, оставшиеся лежать на склонах, напрасно требовали дать им напиться. В верхней же части долины в распоряжении обороняющихся оказались свои родники. Так что в тот жаркий весенний день им не грозила жажда.
С Королевского Алтаря, стоя рядом с древним, причудливо выветрившимся камнем, Ксалтотан смотрел, как бурлит внизу стальной поток. Рыцари устремились вперед с опущенными копьями и развевающимися флажками. Подобно грохочущему приливу, они промчались сквозь град жалящей смерти и врубились в ощетинившийся копьями строй на верхнем уступе. Топоры взлетали и опускались над шлемами с плюмажами, им навстречу ударяли копья, сбивая наземь людей и лошадей. Свирепой гордостью гундерландцы не уступали немедийским рыцарям. Они были лучшими пехотинцами в мире, и традиции делали их боевой дух несгибаемым. Короли Аквилонии давным-давно поняли, как извлечь выгоду из непобедимой пехоты. Гундерландцы стояли насмерть; над их сверкающими рядами вился огромный стяг с золотым львом, а на острие клина ревел и буйствовал, подобно тропическому урагану, огромный воин в вороненой броне, и его окровавленный топор с одинаковой легкостью крушил кости и рубил доспехи.
Немедийцы сражались отважно, как того и требовали их мужество и обычаи. Но они не могли прорваться сквозь стальной клин, и с обеих сторон их сбившиеся плотной массой ряды безжалостно выкашивали меткие стрелы, пущенные в упор. Их собственные лучники оказались бессильны, а копейщики не могли вскарабкаться по склонам, чтобы вступить с боссонийскими лучниками в рукопашную схватку. Медленно и неохотно, но угрюмым рыцарям пришлось отступить, чтобы подсчитать опустевшие седла. Оставшиеся на своих позициях гундерландцы не разразились торжествующими криками. Они лишь теснее сомкнули ряды, закрывая бреши, образовавшиеся на месте павших товарищей. Из-под стальных касок глаза им заливал пот. Но они лишь крепче стиснули древка копий и стали ждать. Их гордые сердца переполняла свирепая радость оттого, что сам король бился вместе с ними в пешем строю. Стоявшие за их спинами аквилонские рыцари не шелохнулись. Они держали под уздцы своих коней и напряженно ждали своего часа.
Рыцарь, пришпоривая взмыленного жеребца, поднялся на вершину Королевского Алтаря и с горечью обратился к Ксалтотану:
– Амальрик просил передать, что пришло время тебе пустить в ход магию, колдун, – сказал он. – Там, внизу, мы умираем как мухи. Мы не можем прорваться сквозь их ряды.
Рыцарю вдруг показалось, что Ксалтотан стал выше ростом и раздался в плечах.
– Возвращайся к Амальрику, – повелел маг. – Скажи ему, пусть перегруппирует ряды для новой атаки, но ждет моего сигнала. И, прежде чем получить этот сигнал, он узрит такое, что запомнит до самого своего смертного часа!
Рыцарь неохотно, словно против своей воли, отсалютовал ему и с грохотом ринулся вниз по склону, рискуя свернуть себе шею.
Ксалтотан встал рядом с черным алтарным камнем и окинул взглядом долину: мертвых и раненых на террасах, ряды угрюмых окровавленных солдат в верховьях долины, запыленных, закованных в сталь воинов, перестраивавших ряды внизу. Он возвел глаза к небу, а потом опустил взгляд на белую фигурку на черном камне. Подняв кинжал, изукрашенный вязью архаичных иероглифов, он принялся нараспев читать заклинание, пришедшее из глубины веков.
– Сет, бог тьмы, чешуйчатый повелитель теней, кровью девственницы и семизначным символом призываю я твоих сыновей из-под земной тверди! Дети подземелий, спящие под красной землей и под черной землей, пробудитесь и встряхните своими ужасными гривами! Пусть содрогнутся скалы и камни обрушатся на головы моих врагов! Пусть потемнеют над ними небеса, а земля задрожит у них под ногами! Пусть ветер из черных глубин взовьется вихрем вокруг их ног и почернеют и ссохнутся их тела…
Он вдруг оборвал себя на полуслове, застыв с кинжалом над головой. Напряженную тишину внизу разорвал слитный рев обеих армий, который донес до него порыв сильного ветра.
А потом по другую сторону алтаря возникла фигура мужчины в черной накидке с капюшоном, из-под которого с бледного лица на колдуна смотрели
