спокойные темные глаза.
– Пес Асуры! – прошептал Ксалтотан, и голос его походил на шипение рассерженной кобры. – Ты сошел с ума, раз ищешь смерти? Эй, Баал! Хирон!
– Зови своих слуг, ахеронская собака! – рассмеялся жрец. – Зови их погромче. Но они не услышат тебя, разве что крики твои долетят до глубин преисподней.
Из зарослей на краю гребня вышла суровая пожилая женщина в крестьянской одежде с развевающимися волосами, за которой по пятам следовал огромный серый волк.
– Ведьма, жрец и волк, – угрюмо пробормотал Ксалтотан и расхохотался. – Глупцы, возмечтавшие о том, чтобы противопоставить свои детские шалости моему искусству! Одним мановением руки я сотру вас в порошок!
– Твое искусство – лишь соломинка на ветру, пифонская собака, – ответил жрец Асуры. – Ты не спрашивал себя, почему Ширки не разлилась и не заперла Конана в ловушке на другом берегу? Увидев молнии в ночи, я понял, что ты задумал, и мои заклинания рассеяли грозовые тучи еще до того, как они успели пролиться ливнем. А ты даже не заметил, что твое погодное колдовство не сработало.
– Ты лжешь! – вскричал Ксалтотан, но в голосе его не было уверенности. – Я почувствовал силу, использованную против меня, – но ни один смертный не может противостоять магии дождя, если только не владеет изначальным колдовством.
– Но наводнение, которое ты планировал, так и не состоялось, – возразил жрец. – Взгляни на своих союзников в долине, пифонянин! Ты привел их на смерть! Они попали в капкан, и ты не сможешь им помочь. Смотри!
И он показал на узкий гребень в верхней части долины, за спинами пуатанцев, из-за которого вылетел всадник, размахивая каким-то предметом над головой, блестевшим в лучах солнца. Он бесстрашно промчался вниз по склону, проскочил сквозь ряды гундерландцев, которые встретили его громовым ревом и с такой силой застучали копьями в щиты, что содрогнулись горы. На террасе между двумя армиями взмыленный конь встал на дыбы и затанцевал на задних ногах, а его отчаянный наездник заорал во все горло и принялся размахивать, как безумный, предметом, зажатым в руке. Это оказался обрывок алого знамени, и солнце заиграло на золотых чешуйках змея, который свернулся на нем.
– Валерий мертв! – торжествующе вскричал Хадрат. – Туман и барабан заманили его в западню, где он и встретил смерть! Я напустил этот туман, пифонская собака, и я же рассеял его! Я сделал это своей магией, которая оказалась сильнее твоей!
– Это не имеет никакого значения! – взревел Ксалтотан. Он являл собой ужасающее зрелище, глаза его метали молнии, а черты лица исказились. – Валерий был глупцом. Он мне не нужен. Я могу раздавить Конана без помощи людей!
– Так почему же ты медлишь? – насмешливо поинтересовался Хадрат. – Почему ты позволил стольким своим союзникам пасть от стрел и дротиков?
– Потому что для моего колдовства нужна кровь! – загремел Ксалтотан, и от звука его голоса содрогнулись скалы. Вокруг его головы засиял жуткий багровый нимб. – Потому что ни один колдун не станет тратить силы понапрасну! Потому что я предпочел бы сберечь силы для будущих великих дней, чем бездумно расходовать их в мелкой стычке! Но теперь, клянусь Сетом, я сполна воспользуюсь ими! Смотри, собака Асуры, фальшивый жрец негодного бога, и узри то, что навеки лишит тебя разума!
Хадрат откинул голову и засмеялся, и сама преисподняя засмеялась вместе с ним.
– Взгляни сюда, черный дьявол Пифона!
Его рука вынырнула из складок накидки, сжимая в кулаке какой-то предмет, вспыхнувший золотистым пламенем на солнце, в отблесках которого плоть Ксалтотана посерела и стала походить на разлагающуюся кожу трупа.
Колдун закричал так, словно его ударили в спину ножом:
– Сердце! Сердце Аримана!
– Да! Единственная сила, которая превосходит твою!
Ксалтотан, казалось, на глазах съежился, стал меньше ростом и постарел. Борода его поседела, а в волосах засеребрилась седина.
– Сердце! – пробормотал он. – Ты украл его! Собака! Вор!
– Не я! Оно проделало долгий путь на юг. Но теперь оно в моих руках, и твое черное искусство не может тягаться с ним. Так же, как оно воскресило тебя, так и отправит обратно в черные глубины ночи, откуда ты пришел. Ты вернешься темной дорогой в свой Ахерон, дорогой забвения и ночи. Темная империя не возродится, так и оставшись легендой и жутким воспоминанием. А здесь снова будет править Конан. Сердце Аримана вернется в пещеру под храмом Митры, чтобы долгие тысячелетия пылать там как символ Аквилонии!
Ксалтотан испустил нечеловеческий крик и побежал вокруг алтаря, замахиваясь кинжалом, но откуда-то – может быть, с небес, а может, из крупного драгоценного камня, что сверкал на ладони Хадрата, – ударил луч ослепительного синего света. Он попал прямо в грудь Ксалтотану, и горы содрогнулись от столкновения. Колдун Ахерона повалился как подкошенный, но еще до того, как коснуться земли, он изменился самым чудовищным образом. Рядом с алтарем лежал не труп только что убитого человека, а высохшая мумия, коричневая, трухлявая, неузнаваемая оболочка в сгнивших обрывках бинтов.
Старая Зелата строго взглянула на нее.
– Он не был живым человеком, – сказала она. – Сердце вдохнуло в него ненастоящую жизнь, которая обманула даже его самого. Я всегда видела в нем только мумию.
