предались молитвенному песнопению перед очередным алтарем, на котором восседала тварь – еще более отвратительная тварь, чем прежде.
Конан притаился в черном зеве туннеля, оглядывая стены, отражающие мрачный свет факелов. Он заметил резную лестницу, ведущую наверх с одного уступа на другой; свод пещеры полностью терялся в темноте.
Он судорожно вздрогнул, когда песнопения резко оборвались, и коленопреклоненные чернокожие вскинули головы. Они замерли в этом положении, запрокинув лица кверху, а на высоком своде вдруг вспыхнуло призрачное голубоватое сияние, поначалу ослепительно яркое, а потом ставшее болезненно- пульсирующим. Сияние осветило галерею, и верховный жрец пронзительно вскрикнул, а аколиты послушно подхватили его возглас. Очередная вспышка высветила стройную белую фигуру в атласном одеянии и золотых украшениях, инкрустированных самоцветами. Тут свечение стало прерывистым, сменившись короткими вспышками, в которых нельзя было разглядеть вообще ничего, а белая фигурка превратилась в размытый силуэт цвета слоновой кости.
– Елайя! – вскричал Горулга, и его коричневое лицо посерело. – Почему ты последовала за нами? Что тебе нужно?
В ответ раздался нечеловеческий голос, эхом отразившийся от сводчатого потолка, многократно усилившийся и ставший совершенно неузнаваемым.
– Горе неверующим! Горе лживым детям Кешии! Смерть тем, кто предал свою богиню!
Жрецы завопили от ужаса. В свете факелов Горулга походил на опешившего стервятника.
– Ничего не понимаю! – запинаясь, пробормотал он. – Мы – верные дети твои. В комнате оракула ты сказала нам…
– Забудьте о том, что слышали в комнате оракула! – прокатился по пещере жуткий голос, многократно усиленный эхом, создавая впечатление громоподобного рева сотен глоток. – Опасайтесь мнимых пророков и ложных богов! Демон в моем обличье говорил с вами во дворце, изрекая лживые пророчества. А теперь слушайте и повинуйтесь, потому что только я – подлинная богиня, и я даю вам последний шанс избежать ужасной судьбы, уготованной вам. Достаньте Зубы Гвалура из крипты, куда они были помещены много веков назад. Алкмеенон утратил прежнюю святость, потому что его осквернили хулители. Передайте Зубы Гвалура в руки Тутмекри, стигийца, дабы он поместил их в святилище Дагона и Деркето. Только так можно спасти Кешан от участи, уготованной ему демонами ночи. Возьмите Зубы Гвалура и уходите; немедленно возвращайтесь в Кешию; там отдайте сокровища Тутмекри и схватите чужеземного дьявола, именующего себя Конаном, и сдерите с него кожу живьем на главной площади.
Жрецы повиновались без колебаний. Стуча зубами от страха, они поспешно вскочили на ноги и ринулись к двери, видневшейся за спиной звероподобного божка. Процессию возглавлял Горулга. Они на мгновение столпились в проеме, повизгивая от боли, когда пылающие факелы роняли капли горячей смолы на черные тела; наконец они протиснулись сквозь дверь, и затихающий топот их ног стал удаляться по туннелю.
Конан не последовал за ними. Его охватило неуемное желание разобраться в том, чему он только что стал свидетелем. Действительно ли это была Елайя, как подсказывал ему выступивший на лбу холодный пот, или же это опять оказалась маленькая вздорная Муриэла, предавшая его в конце концов? Если так…
Прежде чем в туннеле исчез отблеск последнего факела, Конан уже несся вверх по каменной лестнице. Голубоватое свечение угасало, но он по- прежнему мог видеть призрачно-белую фигурку, неподвижно замершую на галерее. Кровь застыла у него в жилах, когда он приблизился к ней, но Конан и не подумал остановиться. Он подошел к ней вплотную, сжимая в руке обнаженный меч и возвышаясь, подобно воплощению самой смерти, над застывшей фигуркой.
– Елайя! – прорычал он. – Мертва, как и тысячу лет тому назад! Ха!
Из темной пасти туннеля позади него вынырнул темный силуэт. Но внезапный быстрый топот босых ног достиг ушей киммерийца. Он развернулся, стремительный, как кошка, и успел уклониться от удара, нацеленного ему в спину. Когда сверкающая полоса чужого клинка просвистела рядом, он нанес ответный удар с силой и яростью разъяренного питона, и длинное прямое лезвие насквозь продырявило нападавшего, на добрых полтора фута высунув кончик у него между лопаток.
– Готово! – Конан выдернул меч, и человек повалился на пол, хрипя и содрогаясь в конвульсиях.
Но вот мужчина дернулся в последний раз и замер. В меркнущем свете Конан разглядел черное тело и эбеновое лицо, жуткое в голубоватом сиянии. Он только что убил Гварунгу.
Конан перевел взгляд с трупа на богиню. Сыромятные ремни под коленями и грудью поддерживали ее в вертикальном положении. Она стояла, прижатая к каменному выступу, и ее густые волосы, прикрепленные к колонне, не давали голове упасть на грудь. С расстояния в несколько ярдов ремешки были уже совершенно незаметны в неверном свете.
– Похоже, он пришел в себя после того, как я спустился в туннель, – пробормотал Конан. – Скорее всего, он заподозрил, что я ушел вниз. И тогда он выдернул кинжал, – Конан нагнулся и вырвал оружие из немеющих пальцев, окинул его быстрым взглядом и вернул на прежнее место у себя за поясом, – и захлопнул дверь. Потом он притащил сюда Елайю, чтобы обмануть своих легковерных братьев. Это ведь он кричал совсем недавно. Под этой резонирующей крышей узнать его голос было решительно невозможно. А это пульсирующее голубое пламя – оно сразу показалось мне знакомым. Это обычный фокус стигийских жрецов. Должно быть, Тутмекри научил его этому трюку.
Гварунга легко мог попасть в пещеру раньше своих собратьев. Будучи явно знакомым с расположением подземных каверн – по картам или по слухам,
