значения не имеет, – он вошел в пещеру позже остальных с богиней на руках. Он двинулся обходным путем по туннелям и переходам, пока не оказался вместе со своей ношей на балконе, в то время как Горулга и его аколиты совершали свои бесконечные ритуалы.
Голубоватое сияние погасло, но Конан уже заметил другое свечение, исходящее из одного из коридоров, который выходил на уступ. Чуть дальше по этому коридору, очевидно, находилась еще одна россыпь фосфора, потому что он узнал его ровное слабое сияние. Коридор вел туда же, куда ушли жрецы, и он решил пойти по нему, а не спускаться вниз, в темноту огромной пещеры. Вне всякого сомнения, он соединялся с другой галереей в какой-нибудь комнате, которая и могла быть конечной целью жрецов. Он быстро зашагал по нему, и по мере продвижения свет становился ярче, пока Конан не начал различать пол и стены туннеля. Впереди и чуть ниже вновь раздавалось хоровое пение жрецов.
И вдруг дверной проем по левую руку от него осветился фосфоресцирующим сиянием, и до его слуха донеслись негромкие истерические всхлипы. Конан резко развернулся и заглянул в дверь.
Взору его предстала комната, вырубленная в скале, а не пещера естественного происхождения, как прочие. Сводчатый потолок издавал фосфоресцирующее свечение, а стены почти сплошь покрывали арабески чеканного золота.
У дальней стены на гранитном троне, застывшим навеки взглядом взирая на арочный дверной проем, в непристойной позе сидел отвратительный Птеор, бог Пелиштима, изваянный из бронзы, чрезмерно раздутые атрибуты мужественности которого отражали примитивную грубость его культа. А на его коленях простерлась белая фигурка…
– Будь я проклят! – проворчал Конан.
Он окинул комнату подозрительным взглядом, не обнаружил второго выхода или других обитателей, после чего бесшумно подошел к девушке, белоснежные плечи которой содрогались от рыданий. Лицо она закрывала руками. С толстых золотых кандалов на ручищах идола сбегали золотые цепочки, прикованные к тонким браслетам на ее запястьях. Конан опустил руку на ее обнаженное плечо, и она вздрогнула, вскрикнула и обратила к нему залитое слезами лицо.
– Конан! – Она рванулась к нему, чтобы по привычке припасть к его груди, но цепочки удержали ее на месте.
Он разрубил золотые путы как можно ближе к запястьям и проворчал:
– Тебе придется походить с этими украшениями, пока я не отыщу подходящее зубило. Отпусти меня, дьявол тебя забери! Вы, актрисы, слишком уж эмоциональны. Кстати, что с тобой стряслось?
– Когда я вернулась обратно в комнату оракула, – всхлипывая, начала она, – я увидела, что богиня лежит на возвышении в том же положении, в каком я впервые увидела ее. Я окликнула тебя и даже повернулась, чтобы бежать к двери, но тут кто-то схватил меня сзади. Чья-то рука зажала мне рот, и меня потащили к панели в стене, а потом вниз по ступенькам и темному коридору. Я не видела, кто держит меня, пока мы не прошли через большую металлическую дверь и не оказались в тоннеле, свод которого светился, как в этой комнате. Вот только я едва не лишилась чувств, когда увидела своих похитителей! Они не были людьми! Это были серые, заросшие волосами дьяволы; они ходят как люди, но разговаривают на тарабарском языке, который невозможно понять. Они просто стояли и, кажется, ждали чего-то, а один раз мне даже показалось, будто кто-то пытается открыть дверь. Тогда одно из этих существ потянуло металлический рычаг в стене, и по другую сторону двери что-то с грохотом обрушилось на землю. Потом они опять потащили меня по бесконечным извилистым коридорам и каменным лестницам, пока не приволокли в эту комнату, где приковали к коленям этого гадкого идола, после чего ушли. Ох, Конан, кто они такие?
– Слуги Бит-Якина, – пробормотал он. – Сперва я нашел манускрипт, из которого кое-что уразумел, а потом наткнулся на фрески, которые рассказали мне остальное. Бит-Якин был пелиштимцем, который случайно забрел в эту долину со своими слугами уже после того, как народ Алкмеенона покинул ее. Он нашел тело принцессы Елайи и обнаружил, что жрецы время от времени возвращаются сюда, чтобы принести ей подношения, потому что уже тогда ее почитали как богиню. Он сделал из нее оракула, а сам стал голосом этого оракула, стоя в нише, которую вырубил в стене позади помоста слоновой кости. Жрецы так ничего и не заподозрили, поскольку ни разу не видели ни его самого, ни его слуг, потому что они неизменно прятались, когда сюда приходили люди. Бит-Якин жил и умер здесь, о чем жрецы так никогда и не узнали. Одному Крому известно, как долго он обитал тут, но никак не меньше нескольких веков. Мудрецы Пелиштима знают, как растянуть свою жизнь на несколько столетий. Я сам видел некоторых из них. Почему он жил здесь один и почему решил сыграть роль оракула – об этом мы уже никогда не узнаем, но, полагаю, оракул ему потребовался для того, чтобы сохранить за городом статус священного и неприкосновенного, дабы ему никто не докучал. Он кормился тем, что жрецы приносили в качестве подношений Елайе, а его слуги ели все остальное – я всегда знал о том, что из озера, в которое горцы Пунта сбрасывают своих мертвецов, вытекает подземная река. Эта же река протекает и под дворцом. Там, внизу, к ней спускаются лестницы, с которых можно выловить трупы, которые несет вода. Бит-Якин записал все это на пергаменте и изобразил на настенных фресках. Но в конце концов он умер, слуги мумифицировали его тело в полном соответствии с указаниями, которые он им оставил перед смертью, и сунули в пещеру в скалах. Об остальном догадаться несложно. Слуги, наверняка более живучие, нежели он, остались здесь, но когда следующий верховный жрец пришел говорить с оракулом, они попросту разорвали его на куски, лишившись хозяина, который мог бы удержать их. Так что с тех пор – пока не появился Горулга – за советом к оракулу не приходил больше никто. Совершенно очевидно, что они подновляли одеяние и украшения богини точно так же, как это делал Бит-Якин. Нет сомнений и в том, что где-нибудь неподалеку имеется потайная запертая комната, в которой хранятся шелка, чтобы не сгнили раньше времени. Они одели богиню и принесли ее обратно в комнату оракула после того, как ее похитил Зархеба. Да, кстати, они
