натворила.
И это чудовище Зогар Заг призвал из мрачных глубин леса. Бальт более не сомневался в силе колдуна. Только черная магия способна подарить власть над этим фактически безмозглым, но могучим монстром. Из глубин подсознания вдруг поднялись смутные темные страхи, в которых едва слышным шепотом повторялось имя древнего бога тьмы и первобытного ужаса, которому поклонялись равно люди и животные. Люди шептались, что дети его до сих пор обитают в темных уголках мира. Во взгляде, который юноша устремил на Зогара Зага, плескался суеверный страх.
Монстр прошел мимо груды тел и сваленных в отвратительную кучу голов, не обратив на них ни малейшего внимания. Он не был стервятником. Он охотился только на живых и жил только ради того, чтобы убивать. В круглых немигающих глазах пылал вечный неутолимый голод; голод, вызванный не только пустотой в брюхе, но и жаждой убийства. С его челюстей капала слюна. Шаман отступил на шаг и махнул рукой, указывая на охотника.
Гигантская кошка припала на передние лапы, и Бальт припомнил байки о ее дьявольской свирепости; о том, что она способна прыгнуть на спину слона и так глубоко вонзить клыки в череп исполина, что потом не может вырвать их обратно, вследствие чего остается прикованной к своей жертве и погибает от голода. Шаман пронзительно закричал – и монстр прыгнул с громоподобным ревом.
Бальт и представить себе не мог, что когда-либо увидит такой прыжок, исполненный неудержимой жажды смерти, воплощенной в огромном теле с железными мышцами и острыми когтями. Тигр врезался прямо в грудь охотнику с такой силой, что столб треснул и сломался у основания, как соломинка. В следующее мгновение саблезубое чудовище уже скользило обратно к воротам, сжимая в зубах окровавленное тело, в котором не осталось ничего человеческого. Бальт, парализованный страхом, смотрел ему вслед, и мозг его отказывался признавать то, что видели глаза.
В прыжке гигантская тварь не только сломала столб, но и оторвала от него изуродованное тело охотника, которое было к нему привязано. Огромные когти в одно мгновение буквально выпотрошили мужчину, а сверкающие клыки оторвали верхнюю часть головы несчастного с такой легкостью, словно череп его был сделан из картона. Ремешки из прочной сыромятной кожи лопнули, словно бумажные; а там, где они уцелели, сдались плоть и кости. Бальта стошнило. Ему приходилось охотиться на медведей и пантер, но он и подумать не мог, что на свете существует тварь, способная в долю секунды превратить человека в кровавое месиво.
Саблезубый тигр выскользнул в ворота, и спустя несколько мгновений в лесу прозвучал громовой рык, постепенно затихший вдали. Но пикты все еще боялись отходить от хижин, а шаман по-прежнему стоял лицом к воротам, которые зияли, как вход в преисподнюю.
Лоб Бальта покрылся холодным потом. Какая новая тварь войдет в них и превратит его в изуродованный труп? Его охватила паника, и он отчаянно рванулся, силясь разорвать путы. Ночь за кругом света костров буквально давила на него и казалась непроницаемой. А танцующее пламя обрело зловещий багровый оттенок, подобно геенне огненной. Он кожей ощущал на себе взгляды пиктов – взгляды сотен голодных свирепых глаз, в которых отражалась жажда крови душ, начисто лишенных сострадания, каким он его себе представлял. Они перестали быть людьми, превратившись в дьяволов из черных джунглей, столь же бесчеловечных, как и те создания, которых своими душераздирающими воплями призывал из тьмы шаман.
Зогар вновь испустил вопль, эхом прокатившийся в ночи, и он совершенно не походил на его первый крик. В нем слышалось дьявольское шипение – и Бальт похолодел, сообразив, что это означает. Если бы змея могла громко шипеть, то издала бы именно такой звук. На сей раз ответа не последовало – воцарилась оглушительная тишина, и сквозь шум в ушах Бальт разобрал лишь бешеный стук собственного сердца. А потом за воротами послышался шелест, зловещее сухое шуршание, от которого по спине юноши пробежал холодок. В проеме освещенных пламенем костров ворот возникло новое чудовище.
И вновь Бальт узнал его по описанию из старинных легенд. Это была гигантская змея из древних преданий, и ее клиновидная голова размером с лошадь покачивалась на высоте человеческого роста, а за нею скользило призрачное туловище. Меж зубов вился раздвоенный язык, и пламя костров плясало на белоснежных клыках.
Бальт уже ничего не чувствовал. Ужас осознания того, что его ожидает, парализовал юношу. Это была рептилия, которую полузабытые легенды именовали не иначе как «призрачная тварь»; в незапамятные времена она заползала в хижины по ночам и пожирала их обитателей. Подобно питону, она душила жертву в своих объятиях, но, в отличие от удава, ее зубы таили в себе яд, вызывавший помешательство и смерть. Ее тоже считали давно вымершей. Но Валанн говорил правду. Ни один белый человек не мог знать наверняка, какие создания обитают под сенью лесов по ту сторону Черной реки.
Тварь двигалась почти беззвучно, сопровождаемая лишь сухим шуршанием. Ее жуткая голова покачивалась на одном уровне с лицом Бальта, а шея слегка выгнулась назад – чудовище готовилось нанести удар. Юноша, как загипнотизированный, уставился в разинутую пасть, которая очень скоро поглотит его, и не чувствовал ничего, кроме подступающей тошноты.
И вдруг из темноты, сгустившейся позади хижин, вылетела стремительная сверкающая тень, и гигантская рептилия свернулась кольцами и забилась в конвульсиях. Словно во сне, Бальт увидел, как короткое метательное копье пронзило ее могучую шею чуть пониже челюстей; древко торчало с одной стороны, стальной наконечник – с другой.
Сплетаясь в чудовищные кольца, обезумевшая змея налетела на воинов, стоявших вокруг плененного юноши. Копье не перебило ей позвоночник, а всего лишь пронзило шейные мышцы. Яростно метавшийся хвост сбил наземь сразу дюжину воинов, и челюсти монстра судорожно сомкнулись на ближайшей жертве, обдавая остальных брызгами яда. Пикты с воплями кинулись врассыпную, сбивая друг друга и топча тех, кто упал, надеясь укрыться в хижинах.
