С обворожительной улыбкой он поклонился нам обеим, повернулся и зашагал обратно к дому Трейлов.
— Мистер Мордаунт — очаровательный джентльмен, правда, Лили? — сказала я, когда мы шли по Портленд-стрит.
— О да, мисс, весьма очаровательный. Но вам нужно держать ухо востро, мисс. Все мужчины, даже джентльмены, начинают вольничать, когда… ну, встречают поощрение.
Я не могла отрицать, что поощряю мистера Мордаунта:
— Знаю-знаю. Обещаю соблюдать осмотрительность. Но я должна увидеться с ним снова.
Лили испуганно взглянула на меня:
— Но тогда вам захочется увидеться с ним еще раз и еще. А вдруг ваш отец воротится раньше, чем обещался? Да и Нейлор всегда начеку. Вас непременно поймают.
— Я всего лишь хочу час-другой спокойно побеседовать с мистером Мордаунтом завтра. Если он пожелает продолжить общение, мы станем переписываться, так же как я переписываюсь с кузиной. Но ты права: лучше не попадаться никому на глаза. А есть ли способ покинуть дом и вернуться обратно так, чтобы никто не видел?
— Для вас — нет, мисс.
— А для тебя, Лили? Клянусь, я никому не скажу.
— Ну… я дружу с одной служанкой в соседнем доме, мисс. У нее мансардная комната рукой подать от моей, и иногда мы открываем окна и болтаем о разной всячине. Крыша не особо крутая, и там на стене выступ, по которому я могла бы добраться до ее окна, правда я ни разу так не делала, учтите…
— Но тогда тебе пришлось бы пройти через весь дом вниз.
— Да, мисс, но хозяева сейчас в отъезде, в доме только экономка да служанки, которые с проживанием. Однако вам никак нельзя вылезать туда, мисс. Вы все платье замараете, и они обязательно разболтают… и вообще, как вы обратно попадете?
— Да, понимаю. А что, если ты завтра утром незаметно выпустишь меня, а потом скажешь всем, что я лежу в постели с мигренью? А я по возвращении скажу, что почувствовала себя лучше и вышла немного прогуляться, никого не предупредив… ну или ты посторожишь у окна в моей комнате и, когда завидишь меня на улице, сбежишь вниз и отопрешь мне дверь. Я в долгу не останусь, обещаю.
— А ну как вы не вернетесь, мисс? Что я тогда буду делать?
— Лили, я не собираюсь бежать с мистером Мордаунтом через два дня знакомства.
Но еще не договорив последнего слова, я живо вспомнила тепло его руки под моей обтянутой перчаткой ладонью и вообразила, как смотрю в эти рыжевато-карие глаза, глубокие и сияющие, — смотрю долго-долго, и мне нет необходимости отводить взгляд в сторону. Не такие ли чувства испытывала Кларисса?
— Я вот о чем, мисс: если вы не вернетесь, я же не буду знать, что с вами стряслось, и тогда мне придется рассказать кому-нибудь.
— Лили, ты ведь не думаешь, что мистер Мордаунт похитит меня? Среди бела дня в Риджентс-парке?
— Не думаю, мисс. Но он может уговорить вас пойти в какое-нибудь укромное местечко. Никогда не знаешь, на что способен мужчина, покуда не останешься с ним наедине. Я не про своего Артура говорю, он-то себе лишнего со мной не позволяет, но вот…
Я вопросительно приподняла брови, но Лили так и не закончила фразы.
Душевный подъем, вызванный встречей с Феликсом Мордаунтом, сменился нервическим беспокойством, какого я никогда прежде не испытывала. Я ни за что не могла взяться, даже музицировать не могла и раз десять, наверное, спустилась и поднялась по лестнице, ясно чувствуя, что не выдержу больше ни дня заточения, не говоря уже о шести месяцах. Я легла рано, надеясь проспать до самого утра, но уже через несколько минут опять мерила шагами комнату, обуреваемая противоречивыми мыслями. А вдруг он искушенный соблазнитель, находящий развлечение в охоте на молодых глупых женщин вроде меня? Я представляла, как он похваляется своей последней победой или даже насмехается надо мной, возвратившись на прием к миссис Трейл; я рисовала в воображении все подробности своего унижения, и жаркая краска стыда заливала лицо. Отец непременно все узнает, и меня посадят под замок навсегда, как я и заслуживаю.
Но потом передо мной, раздавленной унижением, вновь возникал образ Феликса (не сочти за развязную фамильярность, скоро ты поймешь, почему я называю его просто по имени) — образ Феликса во всей красоте и жизнерадостной искренности, и тогда сомнения мои уносились прочь, словно подхваченные ветром клочки бумаги, и я могла думать лишь о том, что непременно должна снова увидеться с ним, чего бы мне это ни стоило.
Так я провела одну из самых длинных ночей в моей жизни, одолеваемая то ужасом, то страстным желанием. Мой матрас, казалось, состоял из сплошных бугров; меня бросало в жар, и я скидывала с себя все покрывала, а потом вдруг начинало трясти от холода. Несколько раз я вставала и подходила к окну, чтобы проверить, не стоит ли под домом Феликс, — я сознавала всю дикость такого предположения, но ничего не могла с собой поделать. Наконец я забылась беспокойным сном, а когда проснулась от стука Лили в дверь и увидела солнечные лучи, свободно льющиеся в комнату, я в слепой панике выскочила из постели, решив в первый момент, что проспала все утро.
Потом, разумеется, я долго не могла выбрать, какое платье надеть… но не стану подробно описывать муки нерешительности, которые я не только
