самосохранения не побудил его покинуть Треганнон-хаус и отправиться в Неаполь, где уже через несколько недель он снова стал прежним жизнерадостным юношей. Полагая себя исцеленным, весной он вернулся в университет, но осенью почувствовал приближение очередного приступа.
На сей раз Феликс не стал дожидаться, когда тьма полностью поглотит его, а тотчас же отплыл в Италию, где опять скоро воспрянул духом. С тех пор он стал каждую зиму проводить за границей. Английский климат, говорит он, способствует проявлению дурной наследственности Мордаунтов, вот почему он решил продать поместье. К сожалению, Эдмунд против: он одержим нелепой идеей превратить Треганнон-хаус в частную психиатрическую лечебницу. Но Феликс надеется, что размолвка благополучно уладится, когда Эдмунд положит в карман свою долю денег. И он уверен, что никогда больше не впадет в меланхолию, если я буду с ним рядом.
Как видишь, Феликс был со мной совершенно откровенен; он хотел, чтобы худшее о его семье я узнала от него самого, а не от какого-нибудь злонамеренного разносчика сплетен, и попросил меня рассказать все моей любимейшей подруге, то есть тебе. Он очень желал бы по своем возвращении из Лондона нанести вам визит в Неттлфорде, тем более что вы с Годфри будете единственными хранителями нашей тайны. Феликс решил ничего не говорить брату, пока не продаст поместье.
Мы положили сочетаться браком, как только я достигну совершеннолетия, а поскольку на благословение моего отца рассчитывать не приходится, мы с Феликсом были бы рады получить оное от тебя. Больше всего на свете мне хотелось бы отпраздновать свадьбу в твоем доме и чтобы вы с Годфри были нашими свидетелями.
Теперь полгода кажутся мне не таким уж и большим сроком. Я буду ждать писем от Феликса, и он намерен приезжать в Лондон так часто, как позволят обстоятельства. Я уверена, что сумею изредка ускользать из дома, чтобы увидеться с ним. Я даже постараюсь добрее относиться к тете Генриетте!
На сем заканчиваю это длинное письмо. Мы собираемся жить за границей, в каком-нибудь солнечном теплом крае, где ты, надеюсь, будешь навещать нас. Печально сознавать, что единственные во всей Англии люди, по которым я буду отчаянно скучать, — это вы с Годфри, ну и Лили, конечно же. Я бы с радостью взяла милую служанку с собой, но она станет тосковать по своему Артуру и по родному городу — Лили жить не может без Лондона, а мне не терпится поскорее отсюда уехать.
Твоя любящая кузина
Розина
Дорогая Эмилия! Случилось ужасное. Весь вчерашний день я прождала возвращения отца; никто не знал, когда именно он приедет, и я не посмела выйти из дома. Я думала, двух полных дней с Феликсом мне окажется достаточно, чтобы набраться сил жить дальше, но с момента моего пробуждения сегодня утром меня начали глодать сомнения, становившиеся все тяжелее по мере того, как текли долгие часы, которые я могла бы провести с ним. А вдруг Феликс передумал? А вдруг в Лондоне он просто развлекается тем, что склоняет глупых девушек к согласию на брак? Мне казалось, я навсегда выкинула из головы подобные опасения, но теперь они все разом вернулись мучить меня. Пять минут с возлюбленным, даже одна-единственная минута, ну или хотя бы пара строк, написанных его рукой, успокоили бы меня. Я целую вечность простояла у окна, молясь, чтобы Феликс показался на улице внизу, хотя прекрасно знала, что нынче он весь день занят делами.
Отец вернулся только вечером. Я сидела в гостиной, и при первом взгляде на него сердце мое словно налилось свинцом.
— Мистер Брэдстоун — я тебе о нем говорил — сегодня ужинает с нами. Присоединишься к нам в семь, и постарайся понравиться нашему гостю.
Я совсем забыла про мистера Брэдстоуна. Видимо, на моем лице отразился ужас, ибо отец нахмурился и сурово осведомился, все ли мне понятно.
— Прошу прощения, сэр, — пролепетала я, — но у меня опять голова разболелась… — Уверена, я столь сильно побледнела, что мои слова прозвучали вполне правдоподобно. — Надеюсь, вы не станете настаивать на моем присутствии.
— Независимо от самочувствия ты будешь ужинать с нами, коли заботишься о собственном благе, — отрезал он и удалился прочь, ничего больше не сказав.
Чувствуя себя как в кошмарном сне, я на ватных ногах поднялась в свою комнату и выбрала самое неказистое платье. Никаких украшений, кроме маленького серебряного крестика, я не надела, и Лили по моему указанию до боли туго зачесала мне волосы назад. Но ничто не могло подготовить меня к встрече с человеком, выбранным для меня отцом.
