Слава
Когда я вернулся домой, Изабель еще не было, поэтому я продолжил собирать информацию. Изабель ведь не математик. Она историк.
Для землян это существенное различие, потому что на историю тут не смотрят как на раздел математики, коим она, безусловно, является. Кроме того, я обнаружил, что Изабель, как и ее муж, считается очень умной по меркам своего вида. Я понял это, потому на полке среди других стояла ее книга «Темные века» — такая же, какую я видел в книжном магазине. А теперь я заметил на обложке цитату из «Нью-Йорк Таймс», с определением «очень умная». В книге было 1253 страницы.
Внизу открылась дверь. До меня донесся тихий звук металлических ключей, опустившихся на деревянный комод. Изабель поднялась ко мне. Первым делом.
— Как ты? — спросила она.
— Смотрел твою книгу. О темных веках.
Она рассмеялась.
— Чему ты смеешься?
— Все лучше, чем плакать.
— Скажи, — спросил я, — ты знаешь, где живет Дэниел Рассел?
— Конечно, знаю. Мы ездили к нему в гости на ужин.
— Где он живет?
— В Бебрехеме. У него роскошный дом. Неужели не помнишь? Это как забыть, что побывал во дворце Нерона.
— Нет. Я помню, помню. Просто кое-что еще в тумане. Думаю, это из-за таблеток. Вылетело из головы, вот я и спросил. Ничего страшного. Так мы с ним хорошие друзья?
— Нет. Ты его ненавидишь. Терпеть не можешь. Впрочем, в последнее время глубокая враждебность — это твой стандартный настрой по отношению к другим ученым, кроме Ари.
— Ари?
Она вздохнула.
— Твой лучший друг.
— Ах, Ари. Да. Конечно. Ари. Уши немного заложило. Не расслышал тебя.
— Но смею сказать, что вражда с Дэниелом, — чуть громче продолжала она, — это всего лишь проявление твоего комплекса неполноценности. Однако внешне вы неплохо ладите. Ты даже пару раз просил у него совета по поводу этих своих простых чисел.
— Да. Точно. Эти мои простые числа. Именно. И что ты скажешь про них? К чему я пришел? Когда мы с тобой в прошлый раз разговаривали, — до этого всего? — Мне вдруг надоело ходить вокруг да около. — Я ведь доказал гипотезу Римана?
— Нет. Не доказал. Насколько я знаю. Но ты проверь, ведь если все-таки доказал, мы станем на миллион фунтов богаче.
— Что?
— Вообще-то долларов, да?
— Я…
— Задачи тысячелетия, или как их там. Доказательство гипотезы Римана — самая важная из всех, которые до сих пор не удалось решить. В Массачусетсе, в другом Кембридже, есть институт, называется Математический институт Клэя… Ты же все это знаешь назубок, Эндрю. Бормочешь об этом во сне.
— Разумеется. Как свои пять пальцев. Вдоль и поперек. Просто ты должна мне чуть-чуть напомнить.
— Так вот, это очень богатый институт. Они явно при деньгах, потому что уже раздали около десяти миллионов долларов другим математикам. Кроме того, последнего.
— Последнего?
— Русского. Григорий, не помню фамилии, отказался от премии за доказательство не помню чьей гипотезы.
— Но ведь миллион долларов — это большая сумма, да?
— Да. Весьма.
— Так почему же он отказался?
— Откуда мне знать? Не знаю. Ты рассказывал, что он затворник и живет с матерью. На свете есть люди, Эндрю, у которых есть другие интересы, кроме финансовых.
Вот это новость!
