Он сделал глубокой вдох, подержал воздух в легких гораздо дольше, чем удалось бы мне, и медленно выдохнул:
— Это неприлично.
— Что?
— Каннибальствовать.
Да неужели? Я-то думал, что жрать людей — мерзко, отвратительно и преступно. А выходит, всего лишь «неприлично».
— С теми, кто не отучивается, не ведут дел. Никаких. И в инфосферу не допускают.
Сказано так пафосно, что, видимо, страшнее наказания нет. С другой стороны, быть отрезанным от всего, чем легко и удобно пользуются остальные…
Оставаться наедине с самим собой, всегда и везде, посреди самой плотной толпы самого общительного народа? Тонуть в собственных мыслях и задыхаться от скудости знаний? Знакомое ощущение. Даже чересчур.
Приговор, значит, за мясную диету грозит суровый? Допустим. Но есть ли от него прок?
— А дальше? Их уничтожают?
— Нет. С чего ты взял?
— А какой смысл сохранять им жизнь? Они же не станут резко добреть от того, как с ними поступили.
Парень наставительно процитировал:
— Право на выбор должно оставаться до самого конца.
Гениально. Благородно и донельзя гуманно.
— Их хотя бы изолируют?
— Ты какой-то агрессивный. Маленький, но злобный.
Когда на кону стоит моя жизнь? Да. Может, больше во всем этом страха, чем злости. Но она точно присутствует.
— И это считается нормальным, когда людоеды запросто ходят среди людей и в любое мгновение могут…
— А как иначе они будут перевоспитываться?
Ух ты, Макаренко местного розлива? Вот же мне повезло с соседями по камерам!
— Никак. Конечно. Ты совершенно прав.
Парень качнул головой, демонстрируя явное недоверие к моему внезапному согласию:
— Да не парься ты! От глюков еще никто не умирал. Здесь уж точно.
Ага-ага. Знаем, классика.
У вас несчастные случаи на стройке были?
Будут.
— Никто до тебя не доберется. Решетки же кругом, не забыл?
— Кругом?
Ну здесь-то я их вижу и могу пощупать. А там, в просеке?
— Говорю же, товар должен быть в целости и сохранности, когда за ним явится покупатель. Главное правило.
Хотелось бы в это верить столь же безоговорочно и искренне.
— И вообще, будешь так трястись, загонишь себя.
В этом он точно прав: снова начинаю покрываться влагой, и не холодным потом, как по выходе из дремоты, а вполне обычным.
— Лучше расслабься и поспи.
Легко сказать, да трудно сделать. Глаза закрыть не то что страшно, а невозможно. Отказываются. Напрочь.
— Я… не могу. Не получается.
Парень вздохнул. Тяжело-тяжело. И переместился к решетке вплотную.
— Дай пять.
— Зачем?
— Дай, говорю! Спать хочешь?
— Ну…
— Тогда давай! — приказал он, в свою очередь просовывая руку между прутьями.
В голове мелькнула шальная мысль: а что, если мой второй сосед тоже не прочь полакомиться мясом? На вегетарианской-то диете еще и не до такого можно додуматься.
Нет, вряд ли. Судя по выражению сердитого лица, я ему надоел. До чертиков. На пищу, тем более желанную, так не смотрят.
— Ну, не тяни время! Я, между прочим, тоже отдохнуть хочу.
