Наши руки встретились не на середине, а ближе к его клетке. Но до самой решетки я, как ни старайся, дотянуться бы не смог.
— Ложись.
Пальцы парня оказались мозолистыми: слегка царапали кожу, когда он то ли ощупывал, то ли поглаживал мое запястье, невнятно бормоча что-то вроде:
— «Да будет свет!» — сказал монтер…
Будет, значит? А почему тогда у меня перед глазами он вдруг закончился?
То, что я заблаговременно принял положение лежа, явно уберегло меня от вывихов, растяжений и всего остального, что могла принести с собой рука, просунутая между прутьями. А так только слегка ссадил кожу, когда дернулся, просыпаясь.
Соседей вокруг не наблюдалось. Ни голодного людоеда, ни лохматого гуманиста. И это, пожалуй, радовало.
Вот честно: если я должен провести здесь остаток жизни, пусть лучше сделаю это в одиночестве. Можно будет ни на кого не отвлекаться и ни о чем не сожалеть.
Товар? Ха. Никто меня покупать не собирается. Сколько прошло времени? Достаточно, чтобы искать и найти. Ну ладно, я — лох, не знаю ничего полезного, кроме позывных базы, да и те вслух произносить стремно. Но остальной-то персонал?
Они должны были понять, что случилось, если даже для меня ситуация предельно ясна. В телеметрии причальных шлюзов наверняка остались записи о незваных гостях. Опознать судно, думаю, тоже возможно. Выяснить, куда оно отправилось? Да не вопрос. Вон как шустро адъютант с радистом работали! Так что окружающие тишина и покой объясняются одним-единственным образом: на фиг я никому не сдался.
Самое смешное, даже обижаться на это не могу. Совесть не позволяет.
А еще случившееся — хороший повод тактично замести следы. Блондин ведь явно совершил ошибку, притащив меня с собой, зато теперь может сделать вид, будто ничего и не было. И это…
Да, пожалуй, хорошо.
В конце концов, он был добр, заботлив, радушен, и ему должно за это воздаться. А я уж как-нибудь сам. Переживу.
О, а сим-сим, оказывается, уже открылся. И наверное, давно, судя по тому, что меня можно выжимать, как тряпку. Что ж, пойду пополдничаю.
Большой все-таки контраст между комнатой отдыха и оранжереей. Если первая — сплошной минималистический хай-тек из металла и пластика, то вторая… дышит древностью, что ли. Хотя, если вдуматься, по сути — гидропонная плантация или что-то вроде. И под ногами все тот же решетчатый пол. И по бокам…
А кстати. Лохматый говорил о безопасности. Мол, кругом заборы. Причин не доверять ему вроде бы нет, вон ни пальчика не отломал, когда усыпил, однако проверить не мешает. Даже если для этого придется углубляться в занавеси корней.
Они не холодные. Комнатной температуры. Но все равно их прикосновения заставляют вздрагивать. Одиночные. А вот там, где совсем густо, все ощущения сливаются вместе. Приятнее, конечно, вряд ли становится: вязнешь и путаешься, раздвигая нити, канаты и жгуты, пока не добираешься до…
И правда решетка. Не совсем такая, как в камере, но, пожалуй, сквозь нее тоже не просочиться. Ладушки, теперь можно совершенно спокойно идти дальше, любуясь местными красотами.
Ведь в самом деле красиво. Есть определенное очарование в беззвучно колышущихся разноцветных нитях. Эдакий сказочный заколдованный лес, в глубине которого вдруг может обнаружиться замок Спящей красавицы или избушка на курьих ножках. Причем второе было бы предпочтительнее: особа королевского рода обязательно потребует законного оформления отношений, а Баба-яга, как уверяет фольклор, вполне бескорыстно привечает добрых молодцев. Кормит, поит, спать укладывает. Скорее всего вместе с собой, о чем сказки, естественно, умалчивают, но если выбирать между озабоченными корнями и старой женщиной…
Хотя сейчас они какие-то вялые. В смысле, не пристают с обнимашками и целовашками, как в первый раз. Наелись мной, наверное. Если так, то это совершенно замечательно! Теперь и вовсе можно не волноваться ни о чем. Только жрать, спать и гулять, как завещал лохматый наследник Макаренко.
Хотя много брать еды не буду: на перекус, и все. Перспектива получить приход, конечно, заманчива, но хорошего — понемножку. Вот этот сорву, он аппетитный. И еще вон тот, с левой стороны, ближе к…
Было даже не больно, по крайней мере, в первые секунды. Но от искры, обжегшей мой бок, пал все-таки пошел. Наискосок, по нижним ребрам к животу.
Разглядеть когтистую руку я не успел, зато ясно видел оставленный ею след: три глубоких царапины, вспоровшие кожу. Три нити, на которых начали вспухать кровавые бусины.
Он дотянулся? Ну да, здесь же одиночная решетка, а я неосторожно приблизился. Буду иметь в виду в следующий раз.
Следующий?!
Осознание как всегда пришло много позже самого события: я качнулся назад, почти падая, и устоял на ногах только потому, что корни сжали меня в
