прибавив тех еще ощущений. Но это его не остановило, он перекатился на спину, присел, опираясь на руку, и я обнаружила, что стою от него в трех метрах и уже второй раз за этот бесконечно затянувшийся день смотрю в темное дуло обреза.
– Мелкая тварь, – сквозь зубы процедил одноухий в тот миг, когда я обманно дернулась влево, а сама сиганула вправо.
Грохнуло сразу два выстрела – пистолетный хлопок позади, и громкий, чуть ли не в упор, мне в лицо. Чудом не заехав головой в клумбу, устроенную в автомобильной шине, я кувыркнулась через нее, успев при этом увидеть, что одноухий застыл в той же позе, но в меня больше не целится, и к тому же со скулой у него случилось что-то крайне дурное.
Еще один пистолетный выстрел, и еще. Обернувшись, увидела Тину. Она выглядела страшно – в сгорбившейся фигуре не осталось ни капли женственности, лицо окровавлено и перекошено в зверской гримасе, которую я у нее никогда не наблюдала: там переплелись и боль, и ярость, и торжествующее злорадство.
– Сдохни! Сдохни! – орала она при каждом выстреле, быстро надвигаясь на одноухого.
Должна признать, что даже в бесспорно неадекватном состоянии она продолжала дружить с пистолетом. То есть не мазала, или почти не мазала.
Пистолет встал на затворную задержку на последних шагах. Тина, возвышаясь, над неподвижным телом, продолжала давить на спуск и трясти замолчавшим оружием, видимо пытаясь его реанимировать столь неэффективным способом.
Поднявшись, я приблизилась к подруге, мягко взяла ее за плечо:
– Тина, спокойно, он больше ничего тебе не сделает.
– Ли, он мне нос сломал! – истерично выдала Тина.
– Как сломался, так и срастется.
– А если криво?!
– Сломают опять и срастят нормально, не переживай. Сама виновата, надо было просто его подчинить.
– Ли, я пыталась, я очень пыталась! Но на него почти не подействовало или подействовало не так! Я не знаю почему, наверное, умение такое, или блок от нимф, я слышала, что такое бывает. Он не поддался мне, почти не поддался. Ты понимаешь?
Голос уже без истерических ноток, быстро успокаивается.
Вот и прекрасно, не хватало мне еще стоять тут, сопли за ней вытирая.
Обернувшись к подходившей от дома Ханне, спросила у нее:
– Что с третьим?
– Готов, – лаконично ответила фиалка своим обычным безмятежно спокойным голосом.
– Точно?
– Ага. Бритни там рыдает, говорит, что убила его. А Миа, как всегда, обзывает ее дурой и говорит, что это она его табуреткой прикончила. Но, думаю, Бритни права, он от боли умер. То есть от твоего кипятка – Миа колотила уже труп. Оказывается, боль Бритни тоже умеет усиливать, думаю, вряд ли об этом рассказывали тем, кто набивался ей в избранники. Представляешь, что будет, если усилить боль от такого ожога в тысячу раз? Да он умер еще до того, как грохнулся на пол. Смешно получилось, кружкой кипятка убили.
Смешно?! А мне вот почему-то не так уж весело…
Разговаривая со мной, Ханна склонилась над продолжавшим корчиться в муках Зеленым Платком, приставила к его виску свой пистолет и выстрелила. Раненый резко выгнулся, засучил ногами, жутко захрипел. А фиалка как ни в чем не бывало выпрямилась и с легкой досадой произнесла:
– Патроны дрянь, две осечки уже. Ну и ладно, у этих кое-что получше возьмем.
В другое время я бы неприятно поразилась такому хладнокровию, но только не сейчас. Нет ни сил, ни желания, ни времени, надо срочно думать о серьезном.
– У тебя кровь на щеке, – заметила Ханна.
Я даже не поняла на какой, пришлось трогать обе. И правда кровь, но ничего страшного – просто царапина. Должно быть, где-то зацепилась во время своих головоломных кувырков и даже сама не заметила.
Уже через день-два от нее и следа не останется, я ведь не просто иммунная – я иммунная с большим стажем.
– Ханна, сходи в дом, позови кого-нибудь, надо затащить тела в один из домиков, пока на запах мертвяки не набежали.
Фиалка покачала головой:
– Элли, это лишнее, тут сильно нашумели, но зараженные не прибежали. Значит, их нет поблизости, это ведь лес, в лесу им не нравится. А издали они ни кровь, ни табак не чуют. Но нам отсюда надо уйти, это опасное место, раз сюда такие люди заглядывают.
– Да, – согласилась я. – Опасное. Что с Альбиной?
– С утра не поднимается, у нее глубокий восстановительный сон. Все представление пропустила, ее даже эти козлы не разбудили.
– Это плохо?!
– Нет, ей лучше, она идет на поправку, это очень хорошо.
