Мир внизу

здесь…

На лице Айроуз отразилось сочувствие, но девушка его не оценила. Нелепо с таким шрамом изображать сочувствие.

– Ты с Сириусом… – лейтенант запнулась на мгновение. – Я заметила, вы много времени проводите вместе, а теперь он должен вернуться на Седьмую… Ты хочешь поговорить об этом?

Конечно, осенило Фирзен. Вот почему она не кричит и не грозит административными наказаниями. Конечно, происходящее между ней и Сириусом в последние пару недель не заметил бы только слепой. Но внимание Айроуз к этой теме было настолько неуместным, насколько вообще вмещает понятие «неуместность». Как и ее предложение об этом поговорить.

– Ну уж нет, – нервно усмехнулась Фирзен, отшагивая назад. – Спасибо, лейтенант, я пойду.

– Фирзен, – донеслось ей в спину. Девушка остановилась, но не нашла в себе сил повернуться к Айроуз. – После расстыковки станций я жду тебя в своем кабинете в корпусе. Тебе придется со мной поговорить.

Она что-то знает.

Фирзен ощутила бы проблеск надежды, но сейчас поселившуюся внутри пустоту всколыхнуть было невозможно. Чуть повернув голову, девушка слабо кивнула, выдала деревянное «слушаюсь, лейтенант». И наконец ушла.

На негнущихся ногах она добралась до своей каюты – единственного места на Четвертой, где пока еще могла дать волю чувствам. Там она прижалась спиной к стенке, бессмысленно глядя в затянувшуюся пленкой слез пустоту, и какое-то время просто не шевелилась, в ужасе осознавая, в какой трясине погрязла.

Она должна была догадаться раньше. А теперь ничего не изменить.

Фирзен сама загнала себя в эту ловушку. Сама сделала все, чтобы ловушка захлопнулась за ее спиной. И, что самое страшное… похоже, она сама помогала ее возводить.

Часть третья

1

По-настоящему пришла в себя я только тогда, когда мои чуть дрожащие ладони зачерпнули прохладной воды на мелководье ручья. Пытаясь справиться с одолевавшей тело слабостью, я склонилась ниже и умылась – капельки воды, стекавшие с моего лица, были грязными из-за въевшейся в кожу крови.

Осторожно, стараясь не раскрыть с таким трудом заживавшие раны и не потревожить до сих пор болевшие мышцы, я села на камнях поближе к потоку. Под надтреснутым стеклом таймера тревожно перемигивались цифры. Сто шестьдесят семь часов и пятьдесят три минуты. Меньше недели – и все закончится. Если я сумею хотя бы это довести до конца, придерживаясь плана. Как оказалось, даже крошечное отклонение от него способно повлечь цепь непредсказуемых событий и превратить твою жизнь в кошмар. Этот урок я забуду нескоро.

Прежде чем опять погрузить отчего-то пылающие ладони в холодную воду, я глянула на свое отражение. Естественно, оно не было детальным в этом мутном мелководье, но мне удалось различить в волнующейся ряби спутанные грязные волосы, болезненно искривленный рот – алым росчерком посреди белого, черные провалы на месте глаз. Мне стало бы жалко это несчастное раненое чудовище в отражении, вот только ненависть вытеснила все другие чувства, которые я могла к нему испытывать.

Он умер из-за тебя.

Мои плечи судорожно дернулись, и рана вспыхнула болью – яркой, острой, никакими медикаментами больше не притупленной. Сквозь стиснутые зубы вырвался короткий выдох, необходимый, чтобы я не вскрикнула. Уничтожить меня оказалось не так сложно.

– Наши с тобой жизни имеют бо?льшую ценность, – сказал Марко, вскоре после того как наш джет разрядился и заглох где-то среди покрытой трещинами равнины. – Я – посол от Объединенных Городов, ты – дочь капитана станции. Это большая жертвенность, но Лиам… в целом, он поступил разумно.

– К черту разумность, – процедила я, мало что еще соображавшая. Какая еще ценность жизней? В голове звенел вакуум, пальцы не желали сжиматься в кулаки.

– Оставить его следить за генератором было единственным верным решением в сложившейся ситуации, – продолжал ящер, словно не понимая, как мне плохо. Словно моя недавняя истерика, жалкая и ничем не сдерживаемая, прошла мимо него, никакого впечатления не произведя. – Но сейчас нужно сосредоточиться на другом. На твоем месте я перестал бы реагировать на это так остро…

И это ему Лиам просил доверять?

– К черту тебя, – не меняя интонации, четко сказала я.

Если бы филис, нуждавшийся в ирриданской крови, не спал, я не исключаю, что попыталась бы пристрелить ирриданца, – столько гнева его до черта рациональные речи во мне порождали. Если бы я чувствовала свои мышцы, я бы как минимум его ударила. Но Марко оказался сообразительнее и заткнулся. И какие-то минуты спустя все это стало уже не важно – действие лекарств не могло длиться вечно, я чувствовала, как оно сползает, слой за слоем истончая мой защитный кокон… За последним слоем меня ждал жесточайший откат.

Я поежилась, вспомнив, насколько это было плохо. Воспоминания не льстили. Я кричала, пытаясь хоть так дать выход старательно просверливавшей каждую мою косточку боли; глаза, едва высохшие от слез, пролитых по Лиаму, превратились в две открытые раны, сочащиеся жидкой солью; сознание