– У некоторых ирриданцев встречается очень хорошая память, – пояснил Марко. – Это скорее исключение, чем правило, генная мутация. Мне было достаточно просмотреть данные один раз. А у них не было мнемокамеры, чтобы аккуратно, ничего лишнего не повреждая, очистить этот участок памяти.
– Почему они тебя просто не убили? – удивилась я.
– Тебе бы стало от этого легче? – ухмыльнулся ирриданец. – Терраполисы пока не готовы объявлять войну свободным городам. Я говорил, физическое насилие нам чуждо. А убийство посла – это не что иное, как предложение испытать друг на друге мощь вооружения.
– Они отпустили бы тебя, после того как эта мнемокамера стерла бы у тебя из головы все лишнее?
– Да. Но это считалось бы провалом. Это было бы неприемлемо. Эта миссия была моей личной инициативой. – И, предупреждая мой вопрос, он добавил: – Я пытаюсь доказать поступками, на какой я стороне.
Примерно такого я от него и ожидала. Только я ждала, что он будет самозабвенно рассказывать мне то, чего я хотела бы услышать.
Я была уверена, что он начнет убеждать меня, пытаться расположить, запудрить мозги. Но он вообще на этом не фокусировался.
– Доказать – кому? – Мой голос прозвучал сдавленно. Неужели я на крючке? Неужели я доверяю ему?
Марко помедлил, перед тем как ответить.
– Себе – было бы достаточно, – тихо произнес он, поднимаясь. – Я устал сомневаться.
Я смотрела на него, не зная, что мне и думать.
Совершенно неожиданно он перевел тему.
– Ты, наверное, хочешь помыться? Тебе нужна помощь?
Мои глаза невольно округлились.
– Эм… – Марко отвел взгляд. – Тебе, должно быть, больно шевелиться, учитывая раны. Я видел, как тебе пока трудно…
– Сама справлюсь, – перебила я, пока не стало совсем неловко.
Ирриданец кивнул, позвал собачку, охотно подбежавшую к нему по первому зову, и ушел, оставляя меня наедине с ручьем, грязью и форменной одеждой из домика лесничего.
Как только я закончила, над верхушками, вздымая стаи сидящих там птиц, пронеслась одна из преследовавших нас машин. Пока лес надежно укрывал нас густыми кронами, но совсем скоро мы должны были его покинуть. Остаться совершенно беззащитными.
И я подумала: в таком случае совсем неплохо, что Марко пойдет со мной.
Но, по правде говоря, это была не единственная причина, почему мне не хотелось идти к точке сбора одной.
Земля кровоточила.
По крайней мере, выглядело это именно так. Стоило лишь слегка придавить одну из зеленоватых пластин растрескавшейся почвы подошвой, и трещины заполняла, поднимаясь, густая красная жижа. Уже только от ее вида к горлу подкатывала тошнота. Воздух был горячим и солоноватым – из-за соляных рифов, начинавшихся в низине за оборванным берегом. Когда-то здесь соприкасалось с землей море, но затем оно высохло.
Я замедлила шаг, пытаясь понять, какие именно чувства вызывает во мне это место. Раньше это был бы неподдельный интерес. Встречая в рейдах всякие аномалии, по возвращении на станцию я обычно поднимала базу учебного центра, пытаясь найти информацию о том, что их спровоцировало. Тщательно вычитывала новостные сводки прошлых лет, выдержки из книг по истории, чтобы удовлетворить свое любопытство.
Было ли мне интересно теперь, как назывался этот ныне высохший и мертвый изгиб моря?
Нет.
Я испытывала чувство, что обычно посещало меня в Саду Памяти, – смесь грусти и сожаления, тоску по тому, что никогда не произойдет со мной и что никогда со мной не происходило. Моя Земля была выдумкой. Здесь ничего для нас не осталось, хотя долгое время я считала иначе. И не только я.
Рейнджеры… Стервятники на останках мертвого мира. Мародеры на чужих могилах, почему-то считающие, что заколоченные в гробах кости нам что-то должны.
Сэмми подбежала ко мне и негромко гавкнула, напоминая, что нам нельзя задерживаться.
– Иду, – отмахнулась я, не особо надеясь, что она меня поймет. И зачем-то добавила: – Хорошая девочка.
Кажется, если бы человечество делилось на кошатников и собачников, я бы оказалась на стороне последних. Эти несколько недель на Земле позволили мне узнать себя гораздо лучше, чем двадцать лет на станции.
Глупые мысли лезли в голову одна за другой, и, если бы у меня в мозгу существовал специальный механизм, оттесняющий их в угол с огромной табличкой «НЕСВОЕВРЕМЕННО», он бы уже задымился. Пищи для размышлений оказывалось слишком много.
Сэмми фыркнула и, виляя тонким белым хвостом, засеменила к краю обрыва, где от соляных копей поднимался Марко. Он просто решил воспользоваться удачей и, раз уж мы набрели на клочок высохшего моря, собрать немного соли – чтобы добавлять в похлебки для вкуса.
Погоня за нами продолжалась; раз в пару дней мы замечали парящие над горизонтом машины, оставляющие после себя алый, медленно рассеивающийся след.
