Ему всегда нравилось проходить по коридорам, которые артериями соединяли корпусы Центрального Улья. Две тонкие стеклянные стены тянулись вверх и сходились высоко над гладкой поверхностью пола.
Здесь всегда было прохладней, чем внутри самих корпусов; солнце находило сюда дорогу, преломляясь о разогретые стекла. В детстве Марко часто ходил на собрания парламента с матерью и каждый раз немного отставал в таких переходах, наслаждаясь тем, как приятно солнечное тепло скользило по лицу.
Собрание закончилось.
Марко бы впору праздновать победу – его спорный поступок в Хенкане получил большую поддержку в человеческой половине Директории, и его не исключили из совета, позволив продолжать дело матери. Позволив и дальше сражаться за то, во что ему так хотелось верить, – даже теперь, после реального опыта взаимодействия с людьми извне, после получения полного представления о том, за что на самом деле будет это сражение.
Его положение, по большей части, оставалось достаточно шатким. Запомненный кусок закодированной информации уже на первой итерации дешифровки открыл несколько спорных фактов о составе еды, поставляемой людям терраполисов. Какие знания принесут следующие итерации, пока оставалось только гадать. Но предчувствия были самыми неутешительными для хрупкого мира между терраполисами и свободными городами. И в то же время – самыми обнадеживающими, хотя почти наверняка способными разобщить саму Директорию. Люди будут недовольны. Ирриданцы испугаются того, чего люди станут от них ожидать. Испугаются не оправдать этих ожиданий.
Под ногами Марко скользили, перемещаясь по лабиринтам нитевых маршрутов, сжатые голограммы. Наслаждающийся солнцем ирриданец не сразу заметил, что один из мигающих указателей плывет прямо перед ним, силясь обратить на себя внимание, – и уже достаточно долго.
«Вечно ты в облаках витаешь», – говорила мама и улыбалась; пигментный рисунок в районе подбородка Марко унаследовал от нее. Внутри потеплело от воспоминания, но мысль соскользнула в сторону. Потому что в реальной жизни, за пределами беззаботного детства, в облаках витал не он. И это тоже могло быть проблемой.
– Я здесь, – сказал ирриданец, опустив взгляд на бегущую впереди точку. Пульсирующий комочек света мгновенно отыскал образец его голоса в базе, и еще через долю секунды перед Марко уже стояла голограмма курьера – безликая, упрощенная до комбинации объемных геометрических фигур, могущая принадлежать как ирриданцу, так и человеку.
В Кинтау с момента основания не делали никаких различий, потому и в быту они были минимизированы.
– Синтар Марко, – ровно произнес синтезированный голос. – В вашем кабинете посетитель.
– Кто именно? – спросил ирриданец, когда цифровой андроид сделал паузу между репликами. Уточнение бы последовало и безо всяких вопросов, просто Марко всегда больше нравилось вести беседы в формате диалога – даже с голографическими помощниками.
– Неизвестный. В базе ваших гостей его нет. Мне вызвать охрану? – цифровой андроид учтиво замер, готовясь захватывать, расшифровывать и исполнять команды Синтара.
– Нет, спасибо. Я сейчас с ним встречусь. Можешь быть свободен.
Голограмма схлопнулась до крошечной точки под прозрачным слоем пола и побежала дальше по проводным нитям выполнять мелкие поручения персонала Центрального Улея и Синтаров, составляющих Директорию.
Марко дошел до площадки, которой заканчивался коридор, и шагнул оттуда в ближайшую стену. Тонкое волокно лантиса, более покладистого, пусть и не такого многофункционального собрата верты, расступилось по силуэту ирриданца и совершенно бесшумно сомкнулось за его спиной.
Личность неизвестного посетителя особой тайной не была.
Гостя не на шутку увлекла панорама Кинтау. Его руки упирались в прозрачную поверхность окна, и от обеих по ней расходились едва заметные круги. Город за окном порой представлял любопытное зрелище даже для тех, кто провел здесь всю жизнь.
Первым делом Марко отметил, что волосы за эти месяцы сильно отросли, – и через секунду убедился, что и привычка пропускать их через пальцы, проверяя длину, никуда не делась. Волосы были светлыми; ирриданец надолго запомнил, как Касс поднял на уши весь реабилитационный центр, требуя найти средство, способное перебить искусственный пигмент, раз уж сыворотки для выведения в Кинтау не нашлось.
– Никак к этому не привыкну, – пробормотал Касс, даже не поворачиваясь. Марко не по душе была его фамильярность, но быть ментором означало мириться со многими вещами, которые приходятся не по душе. – Транспорт – это вообще нечто. Так и не научился за три месяца нормально перемещаться в этих мультигравитационных поездах.
– Тебе всего-то и надо не игнорировать поручни, они очень помогают сориентироваться, когда перестраиваешься, – терпеливо сказал Марко. – Рад видеть, что ты потихоньку привыкаешь.
Вот теперь Касс обернулся – у него был бледный, немного болезненный вид. Тонкая полоска на его шее – «хватка порядка» – казалась почти незаметной, но забывать о ней не стоило ни на миг. Самому Кассу прежде всего.
«Хваткой порядка» называли почти невесомый ошейник из аккуратно запрограммированной верты, который новоприбывшим надевали, если те
