— Тень? Морок? — Бесник пожал алыми плечами. Страсть собеседника к вырвиглазным цветам сорочек меня несколько фраппировала. — Да я там, честно говоря, не присматривался и не принюхивался. Запах был гадостный, будто… — неклюд поводил глазами из стороны в сторону, — будто и не человек там был.
— Понятно, — ввернула я любимое шефово словечко.
Если бы мне ничем таким в приказе заниматься не запретили, я бы первым делом каретный двор обыскала. Орудие, так сказать, преступления найти попыталась. Дубина? Отравленная гусеничная дубина! Только что придуманный предмет меня немало вдохновил.
Мамаев с Зориным тем временем попытались обустроиться для беседы. На кровати места для них не оставалось, Эльдар уселся на подоконник, Иван просто прислонился к стеночке, бормоча под нос что-то недовольное.
— Документы мне захватили? — спросил появившийся на пороге Крестовский.
— Что ж вы всей честной компанией к барышне-то ввалились? — Лекарь Матвей Кузьмич тоже не желал остаться в стороне.
Зорин порылся во внутреннем кармане сюртука и достал трубочку бумаг:
— Вот все, что под руку попало.
Шеф зашуршал документами, высокомерным жестом согнал с моей кровати Весника и занял его место. Я почувствовала себя крайне неуютно, поискала глазами, на ком бы свой взор успокоить, и выбрала лекаря. Матвей Кузьмич смотрел сурово, почему-то не на нарушителей лазаретного спокойствия, а на меня, страдалицу.
— Кхм… — кашлянула я значительно. — Тут лекарь велел мне Веснику кое-что рассказать.
Все, кроме шефа, погруженного в чтение, навострили ушки.
— Что, чавэ?
— Я не чародейка!
— И чего?
— А того, что ты тут лекарю начальственному три бочки арестантов про наше обручение наплел, и Матвей Кузьмич беспокоится, что негоже тебе с простецкой барышней шашни крутить.
— Так я и не имел ничего такого в виду. — Неклюд пригладил ладонью свою эспаньолку. — Ну так, для красного словца приврал.
Мне стало немножко обидно, самую чуточку, и только мои высокие суфражистские идеалы остановили готовые сорваться с губ злые слова. Ну и еще смех шефа — веселый, но оттого мне еще более обидный. Я перевела пылающий праведным гневом взор на начальство. Начальство ржало, аки конь.
— И два раза провернув, — непонятно хохотнул Крестовский напоследок и отложил бумаги. — А вы, Попович, вообще скорописи не обучались?
Я еще прибавила градус праведного гнева и промолчала со значением.
— И в каждом слове по три ошибки!
«А хорошо, что мне на службе револьвера не выдали, — подумалось мне вдруг. — А то бы любовались мы сейчас на аккуратную дырочку меж золотистых львиных бровей».
— И что у вас за ненависть к букве «ять»? — Шеф не догадывался о нависшей над ним опасности.
— Она у меня западает, ваше высокородие. Починка пользованных самописцев в чародейском приказе оставляет желать лучшего.
— Вот этим вы в первую очередь и займетесь. — Начальство, видимо, решило меня добить сегодня унижением. — Почините самописец, затем, — шеф положил мне на грудь, прямо поверх простыни, документы, — перепечатаете протокол допроса без единой ошибки. Вы поняли, Попович?
— Так точно, — кисло ответила я.
— Когда вас отсюда отпускают? — Сапфировые очи Крестовского посмотрели на лекаря.
— Мы вечером хотели, — сказал Матвей Кузьмич. — Ну да раз такое дело, а барышня ваша здорова, то можно и сейчас. Тем более что кавалеров барышню сопроводить у нас преизбыток.
Преизбыток моих кавалеров демонстрировал желание меня сразу же упаковать и транспортировать как можно дальше из белоснежных стен лазарета.
— Одежду мне хоть вернут?
— Конечно, голубушка. — Матвей Кузьмич так хотел от меня избавиться, а со мной и от набившихся в комнату чардеев и прочих волшебных сущностей, что ринулся в коридор, закричал там вполголоса, призывая служителей.
Крестовский поднялся с моей постели:
— Пока Попович будет здесь прихорашиваться, вы, орлы, за мной!
Видно, Бесник себя орлом не считал, потому что за мужчинами не последовал.
— Не берегут они тебя, — проговорил задумчиво, когда за чардеями закрылась дверь.
— А чего меня беречь? Чай, не сахарная. Но ты бы тоже вышел, мне одеться надобно.
— Конечно, — с готовностью ответил неклюд и сел на постель. — Я вот что думаю, чавэ… Это же кто-то из своих тебя по головушке приложил.
