которые сравнимы по размеру с Бермонтом. И если бы я хотела власти, я бы осталась там. Но я люблю своего мужа и только ради него согласилась принять обычаи и традиции берманов, стать ему покорной женой. И не будь он королем, я бы все равно вышла за него. Ради Демьяна я отказалась от своей родины и назвала Бермонт своим домом.
Скажу еще раз. Мне не нужна власть; мне нужен мой муж. Всякий, кто решит «дать ему достойно умереть», станет моим врагом, которого я не пощажу. Что касается страны. Бермонтом продолжает управлять то же правительство, которое было при Демьяне, ему помогают советами старейшие берманы, уважаемые и почитаемые во всех кланах. Политика правительства не изменится. У меня всё. Ваши вопросы, господа.
– Главы кланов завтра собираются воспользоваться правом призвать короля к ответу, – произнес журналист одного из центральных каналов. – Что вы будете делать?
– Пусть приходят, раз это оговорено в традициях, – резко ответила Полина, и у всех сразу возникло понимание, как она относится к этим традициям. – Я же прошу жителей Ренсинфорса соблюдать осторожность и не вмешиваться в дела кланов. Поэтому не приходите на площадь, обходите замок стороной. Нельзя, чтобы кто-то пострадал.
– Что вы будете делать, если вылечить его величество не получится? – спросил второй.
– Я останусь с ним. Даже если сейчас нет вакцины, ее смогут разработать через год, через пять лет, десять. Пусть в настоящее время маги не знают, как помочь, – в будущем все может измениться. Я буду верить и ждать, пока жива.
– Но… страна не может без короля, – осторожно возразил один из репортеров.
– Если Хозяин лесов пожелает избрать нового правителя, – проговорила Полина, – я приму это. На всё его воля.
Журналисты задавали все новые вопросы, она отвечала, отвечали министры, старейшины, и все это бормотание сливалось для нее в невыносимый, вызывающий головную боль гул. И Пол, глядя на тревожные и любопытствующие взгляды представителей прессы и слушая, как велеречиво вещает один из старейшин, мечтала только об одном: чтобы это все поскорее закончилось, и она могла вернуться в спальню, забраться под одеяло, и чтобы никто, никто ее не трогал. Чтобы можно было собрать себя после утренней неудачи.
Полина так надеялась, что правильно поняла слова старого Тайкахе, – и поэтому известия от Свенсена об отступничестве линдморов встревожили ее ненадолго. Какая разница, если скоро Демьян будет жив и здоров? И после утреннего совещания неслась в свои покои, едва удерживаясь в рамках приличий, и в голове бродили глупые мысли: переодеться во что-нибудь красивое, чтобы муж, очнувшись, не испугался, заранее распорядиться для него об обеде, ведь наверняка голодный будет. Мысль, что исцеление может и не получиться, настойчиво и тупо зудела где-то в затылке, но Пол отгоняла ее резкой дробью каблуков, нетерпеливыми вздохами, сжатыми кулаками.
В покоях королеву уже ждала Василина. Обняла сестру, выслушала новости, нахмурилась.
– Я не уйду в Рудлог, – сразу предупредила Пол. Василина покачала головой, открыла рот, чтобы возразить, – но рядом уже наливались серебром Зеркала, и оттуда появились их величества Гюнтер и Луциус.
– Не будем терять время, – сухо сказал Луциус после непродолжительных приветствий. – Гюнтеру предстоит отслеживать состояние Демьяна, я постараюсь по максимуму удержать контроль над телом. Полина, где инструмент?
Пол взяла с салфетки нож, сжала его в руке. Король Инляндии еще с минуту сканировал неподвижного коллегу, качал головой, хмурился. Затем вздохнул.
– Подойдите ближе, Полина. Как только снимем стазис – сразу же давайте ему кровь. И да помогут нам боги.
Он с силой вжал руки в грудную клетку короля Бермонта и тут же отдернул их – и Демьян захрипел, задышал тяжело. Пол резанула себя по ладони, из глаз покатились слезы, она протянула руку к мужу. Луциус уже держал его за виски, что-то шептал – и берман открыл рот и начал глотать льющуюся кровь. Он глотал и глотал, и лицо его уже все было в красных струйках, и рука королевы дрожала от напряжения момента, как вдруг Бермонт выгнулся и забился в судорогах, заскрежетал зубами и закричал, завыл от боли. Полуприкрытые глаза его наливались красным – лопались сосуды, на теле и на лице росой проступал кровавый пот, пропитывая одежду, расползаясь по белым простыням.
– Уходит! Уходит! Лици, стазис! – заорал Гюнтер, и Инландер буквально снес Полину – ее подхватила сестра, прижала к себе – и протянул руки над выгибающимся берманом. Тот уже не выл, черты лица его заострялись – и оба Белых короля снова быстро, четко опустили на Демьяна сияющий полог стазиса.
Некоторое время в спальне стояла тишина, прерываемая лишь тяжелым истеричным дыханием королевы Полины.
– Не получилось? – спросила она жалобно. – Но… почему не получилось?
Инландер взглянул на нее и отвел глаза.
– Я надеялся, что силы самого Бермонта в сочетании с вашей кровью победят вирус. Но магическая составляющая штамма, как я предполагал ранее, тоже усиливается. И убивает его.
– Полина, – сочувственно произнес Гюнтер, – ему остаются какие-то мгновения. Можно сказать, мы удержали душу на излете. Больше снимать стазис нельзя. Он умрет.
– Я поняла, – почти по слогам проговорила Пол. Со вздохом оперлась на сестру и вытерла о свою светлую рубашку раненую ладонь, оставляя красный
