могу, – Дробжек протянула руку, сжала его ладонь, прислушалась. – И не пейте кофе, он обезвоживает. Только воду. Готовы?
Полковник кивнул, отчего вокруг все снова заплясало и закружилось. Люджина закусила губу, закрыла глаза – и его вдруг бросило в жар, голова затрещала так, что он сжал зубы, только чтобы не взвыть от боли, горло мгновенно запершило, пересохло, по лицу покатился пот. Сосредоточившись на своих ощущениях, Игорь не сразу обратил внимание на то, что капитан становится все бледнее, и руки ее, прохладные, уже почти посинели. Но ладони его она упорно не отпускала.
– Люджина, стоп, – просипел он. – Хватит. Мне уже лучше.
Дробжек открыла глаза и вдруг закатила их и осела в кресле. Упала в обморок.
Пришлось, чертыхаясь и ругая себя, тащить ее в дом – слабость все еще была при нем, как и легкое похмелье, и одежда воняла алкогольным по?том, но хотя бы голова стала ясной, – затем приводить напарницу в сознание, делать большую кружку чая с сахаром и настаивать на том, чтобы она при нем съела целую плитку шоколада. Параллельно Игорь жадно глотал воду, благо в доме был запас бутилированной. Все глотал, и глотал, и не мог остановиться.
– Больше так не делайте, капитан, – приказал Стрелковский, когда Люджина наконец порозовела. – В паре всегда должен быть кто-то дееспособный, нельзя помогать другому в ущерб себе. В боевой ситуации это означает смерть обоих. Мне нужно было чуть-чуть помочь, а не действовать на пределе сил.
– Ну мы же не в бою, Игорь Иванович, – тихо сказала Люджина, опустошая уже вторую чашку чая. Сахара она намешала столько, что это уже должен был быть не чай с сахаром, а сахар с чаем, и еще с удовольствием закусывала сладкими сушеными финиками. – У вас важная встреча. И, – она потянула носом воздух, – идите-ка вы в душ, шеф. Несет от вас, простите, как в казарме после пьянки. И съесть перед встречей что-то нужно, только ничего сладкого – сахар усиливает похмелье.
– Спасибо за заботу, капитан, – усмехнулся Стрелковский и ушел в свою комнату.
– Не за что, – пробормотала Дробжек в чашку и со стоном растянулась на тахте. Все болело, и слабая она была, как младенец, – руки дрожали, мышцы тянуло.
Когда полковник вернулся в гостиную, Люджина уже спала. Ноги, чуть тронутые загаром, она подтянула к себе, обхватила тело руками и все еще казалась бледненькой в синеву. Он подумал и укрыл ее пледом. Пусть греется.
Посольский автомобиль довез начальника внешней разведки Рудлога до дворца. И опять по мере приближения к резиденции царицы Маль-Серены начало ныть сердце и руки стали неметь от расходящейся по телу темной тоски. Игорь открыл окно, подставил лицо бьющему навстречу ветру и стал глубоко, размеренно вдыхать и выдыхать. Все это очень походило на панический приступ.
Его уже ждали. Строгая женщина в светлом костюме поприветствовала приехавшего и проводила его в зал, где ему предстояло ожидать царицу.
Дворец Иппоталии был легок и прекрасен. Очень много света и солнца, высокие окна с видом на невыносимо сияющее, свежее море. Небольшой зал для маленьких делегаций, где по стенам развешаны фотографии с разных встреч. Игорь увидел среди них и королеву Ирину – и начал переходить от одной фотографии к другой, лихорадочно выискивая ее изображения. Вот его королева совсем молодая, рядом с Иппоталией – они что-то подписывают, склонившись над столом, за их спинами стоят секретари с папками. Вот бал по случаю третьей свадьбы царицы, сфотографирована вся монаршая ложа – и Ирина там, прекрасная, далекая, рядом со Святославом Федоровичем. Вот открытие Центра рудложского языка в Терлассе и королева за два года до переворота. Такая же, какой он ее запомнил: с льняными волосами, резким поворотом головы и линией плеч и упрямым подбородком – и одновременно такая мягкая, желанная и слабая…
Сердце заходилось в тоске, и хотелось выть.
Мягко скрипнула дверь. Игорь оглянулся, поклонился, чувствуя, как обволакивает его теплая, мощная аура любви и как становится еще больнее.
– Ваше величество, – сказал он четко, – благодарю вас за то, что согласились уделить мне время.
– Жаль, что я не смогу выделить его побольше, – с улыбкой ответила Иппоталия. Серые глаза ее были тревожными. – Садитесь, граф, прошу. Что привело вас ко мне?
– Госпожа, – Игорь кашлянул и тут же выругался про себя, вытянулся, восстанавливая контроль. Не время, не время! Иппоталия сидела рядом и терпеливо, ласково смотрела на него. Затем вдруг протянула руку, коснулась его ладони – и на него опустился блаженный покой.
– Спасибо, – произнес Игорь просто.
– Это, увы, ненадолго, да и неэтично с моей стороны вмешиваться без вашего согласия, – прошелестела владычица Маль-Серены. Голос ее менялся, снова становился человеческим. – Но в вас столько боли, полковник, что это невыносимо. Я, – царица задумалась. – Я могу вам помочь. Убрать ее. Навсегда.
– Я не за этим приехал, ваше величество, – деликатно проговорил Стрелковский.
– Кто знает, кто знает, – царица смотрела на него своими прекрасными серыми глазами, похожими на дождь за запотевшим стеклом, и ему становилось страшно – потому что смотрела она прямо в него, во все его отчаяние и безнадежность, во всю нетерпимость к этому миру, который смеет жить, когда ее нет.
– А я ведь помню вас, – вдруг сказала Иппоталия, и понятно стало, что она имеет в виду не встречи, которых было достаточно, а нечто другое. – Вы
