десятков тяжёлых гаубиц, то несколько минут картинка на киноплёнке будет не намного хуже, чем с парада на Красной площади. Тем более поляки обещали выделить для съёмок лучшую аппаратуру и специалистов, которые имелись в Варшаве.
После этих сеансов связи я начал действовать уже в ключе пришедшей идеи. Временно затормозил пополнение подразделений дивизии Вихрева за счёт маршевых рот. Вместо отправки их на передовую, красноармейцы и командиры начали усиленно заниматься строевой подготовкой. Да так, что до меня доносились слухи, что многие уже мечтают оказаться на переднем крае, чем заниматься этой долбаной шагистикой.
Долбаной шагистикой называл строевую подготовку Шерхан Ему, так же как и рязанцам, пришлось этим усиленно заниматься в отдельном взводе, сформированном из рослых и крепких бойцов-орденоносцев из полка Ломакина. Этому взводу предстояло выполнить самую зрелищную часть парада – пронос склоненных знамен и штандартов фашистов и сваливание их к ногам большого портрета Сталина. Такой портрет сейчас рисовала целая группа лучших художников Варшавы. И ещё одна изюминка намечалась в нашем параде, её предложил мой комиссар Фролов – прогон перед зрителями и кинокамерами пленных фашистов. И не просто проход плененных гитлеровцев, под охраной красноармейцев с винтовками наперевес, а изощрённый ум комиссара придумал, что после этой колонны грязных и оборванных фашистов поедут поливальные машины. Они будут всю грязь и мерзость, капающую с фашистов, смывать в канализационные стоки. Вот какое мы наметили представление – почище, чем гладиаторские бои в Древнем Риме.
И это представление состоялось 22 июля, ровно через месяц после начала войны. Просто мистика какая-то, ведь никто специально не готовил парад к этой дате. Именно к 22 июля полковник Вихрев, командующий парадом, посчитал, что красноармейцы готовы вполне достойно промаршировать по брусчатке Рыночной площади Варшавы. Тянуть дальше опасно, немцы вот-вот начнут широкомасштабный штурм наших опорных пунктов. Кроме этого, к 21 июля была наконец отремонтирована варшавским заводом бронетехника, повреждённая в ходе боёв. И теперь свежевыкрашенные танки и бронеавтомобили можно было продемонстрировать хоть на параде в Москве. После прохода по Рыночной площади войска сразу же направлялись на передовую. А вот командный состав армии, все те, кто стоял рядом со мной на импровизированной трибуне рядом с портретом вождя, отправились на праздничный обед в ресторан. Я на этот знаменательный день снял запрет на потребление алкоголя. И даже сам произнёс тост за нашу победу. А потом, после посещения Варшавской киностудии и просмотра отснятых материалов, были проводы генерала Черных. Именно он должен был лететь в Москву для передачи лично в руки Сталина отснятых материалов. Лететь он должен был на последнем оставшемся у него в дивизии бомбардировщике СБ, оказывается, он и этой техникой мог управлять. А вот «мессером» нет, а бывший пилот бомбардировщика умел и погиб за штурвалом трофейного истребителя.
Вечером я уже был в своём новом командном пункте, который располагался в нескольких километрах от города вблизи железной дороги. Там на редко используемых путях был один участок железной дороги, проходящий через лесной массив. Вот на нём и были замаскированы бронепоезд и штабной эшелон. А невдалеке выкопаны землянки. Долго поблаженствовать в лесу не удалось. Утром немцы начали большое наступление на Варшаву. Пришлось срочно выезжать в восточный НП, как раз напротив позиций моего детища 724-го артполка 7-й ПТАБр. Дрались ребята здорово, немцы, потеряв 27 танков, несколько пришли в себя и успокоились. А потом в действие вступили мощные громкоговорители и начали транслировать репортаж с прошедшего в Варшаве парада. После этого немцы вообще затихли, даже прекратили миномётный обстрел позиций полка. А я смог выехать в следующую горячую точку. И такая нервная жизнь (метание между разными НП) продолжалась четыре дня, а потом на фронте наступило затишье, и я смог перебраться в свою землянку, расположенную в лесном городке.
Вымотала меня такая жизнь полностью, я как сомнамбула добрался до своей землянки и не раздеваясь упал на кровать. Правда, до этого у меня ещё хватило сил предупредить Шерхана, чтобы начинал будить меня не раньше 10–00, а до этого, если кто попытается это сделать, посылал к чёртовой бабушке, невзирая на звания и должности. Залёг я в свою берлогу в 22–00, в полной уверенности, что двенадцать часов меня даже из пушки не разбудишь, но встал в 7-00 без всякого вмешательства извне. Хотелось немедленно бежать в радиоузел бронепоезда и начинать связываться с подразделениями, расположенными на передовой. Силой воли я задавил это желание – суетиться без причины это самому создавать панические настроения у подчиненных. Если положение за то время, пока я спал, обострилось, то давно бы у землянки стояла толпа посыльных. А как я узнал у Шерхана, никто не пытался нарушить мой сон. А значит, всё нормально и можно спокойно завтракать.
Только я расположился, чтобы отведать, что Шерхан приготовил командарму, как появился запыхавшийся посыльный в форме железнодорожных войск НКВД. Сразу стало понятно, что меня вызывают в радиоузел бронепоезда. Сердце сразу же ухнуло вниз – неужели немцы опять начали свои атаки. Чёрт, у меня же совсем не осталось резервов! Но, славу богу, вызов поступил из штаба фронта, и даже не вызов, а сообщение – в 12–00 командарм Черкасов обязательно должен быть у радиостанции, на связь выйдет член Ставки Главного командования, генерал армии Жуков. «Ну что же, – подумал я, – хороший повод вытребовать у генерала армии хотя бы пару эскадрилий истребителей». Потери у двух истребительных полков, выделенных штабом фронта несколько дней назад, были кошмарные – из 72 МиГов в настоящий момент осталось в наличии только 11 истребителей. Но зато нам удалось провести парад и отбить мощнейшие атаки немцев на Варшаву.
В 12–00 я уже сидел в радиоузле бронепоезда и ожидал сеанса связи с Минском. В 12–04 связь с Минском была установлена, и я услышал голос Георгия Константиновича. Как это часто бывало, генерал армии первой же фразой меня буквально ошарашил, он произнёс:
– Приветствую тебя, Юрий Филиппович, и поздравляю с присвоением звания генерал-полковника. Ты блестяще выполнил все поставленные перед 10 -й армией задачи. Представляешь, крестник, что ты совершил – ты выиграл войну.
От таких слов Жукова я непроизвольно воскликнул:
