– Открытие Выставки в десять, как запланировано?
– Так точно, сударыня, – тихо ответил он и, не сдержавшись, повысил голос: – Сам император будет присутствовать!
С этими словами служащий развернул столик и удалился по круговому коридору, оставив меня стоять с приоткрытым ртом и тяжелым подносом в руках.
За окном громыхнуло, яркая вспышка проникла в номер. Когда я повернулся, Генри сел на кровати и спросил, будто не спал только что:
– Император будет на открытии?
– В десять, – сказал я. – Вы понимаете? Они хотят не просто взорвать «Самодержец» вместе с куполом и людьми. Они собираются убить Его Императорское Величество!
Отец спустил ноги с кровати, сел рядом с мамой и сказал:
– Я не сбегу. Никогда не бегал – и сейчас не стану. Нужно предотвратить взрыв.
– Как? – спросила мама. – Мы можем только одно: рассказать все. Это означает немедленный арест и потом – каторгу. Или смертную казнь.
– Мы обязаны, Джейн. Смерть стольких людей… нет, это чересчур.
– Что ты хочешь сделать?
– Нужно что-то придумать. Может, уведомить власти анонимно?
– Генри, с минуты на минуту тут будут настоящие Уолши. И если… – она запнулась, когда я поставил поднос на стол так резко, что зазвенели чашки, и направился к дверям. – Алек, куда ты?
Не оглядываясь, я сказал:
– У меня идея. Не выходите, скоро буду.
– Но, Алек…
– Сидите здесь, скоро буду! – повысил я голос, вышел из номера и закрыл за собой дверь.
Хотелось сбежать по лестнице, подобрав платье, но барышням так не положено, и я направился к лифту. Звякнул колокольчик, двери раскрылись. В коридор шагнул Вилл Брутман. На его котелке и черном пальто поблескивала влага. Черт возьми! А ведь я собирался спуститься в холл, чтобы узнать у швейцара, в каком номере остановился британский инженер. Он мог до сих пор оставаться на «Самодержце», но мог и приехать в гостиницу, чтобы отдохнуть перед церемонией… И вот он передо мной.
Глядя в пол, Брутман прошел мимо и скрылся за изгибом коридора. Лифтер выжидающе глядел на меня. Я молчал.
– Куда угодно сударыне? – осведомился он.
– Никуда, – я зашагал прочь от лифта.
Сзади зазвенел колокольчик, стукнула дверь, загудел отъезжающий лифт. Я шел все быстрее, и когда инженер вновь показался на глаза, уже почти бежал. Брутман на ходу достал фляжку, сделал глоток. Остановился у двери, похлопал по карманам, вытащил ключ и наконец заметил меня.
Замедлив шаги, я вежливо улыбнулся. Отвернувшись, инженер раскрыл дверь, и тогда я двумя руками толкнул его в спину. Прыгнул в номер следом, захлопнул дверь за собой, щелкнул замком и пошел на ошарашенного Вилла Брутмана, сжав кулаки.
2
Близкий раскат грома прозвучал, как театральный звуковой эффект из-за кулис. Я приближался к инженеру, одновременно и напуганный, и очень злой.
– Барыш… судары… Что вы себе позволяете?! – залепетал он по-английски, отступая. После толчка в спину котелок слетел с его головы и упал на пол.
– Заткнись! – выпалил я тоже на английском, осознав, что впервые бросил это слово в лицо взрослому человеку. – На кого ты работаешь, Брутман?
– О чем вы?!
– Предатель! – бросил я. Разум с воображением испуганно затихли. Я действовал на грани своей решимости, сам напуганный до крайности, ожидающий, что вот сейчас всё пойдет вразнос, Брутман закричит и с кулаками набросится на меня, прибежит коридорный, потом швейцар, носильщики, полиция…
– Я никого не предавал! – залепетал он, продолжая пятиться. – О чем вы говорите?!
– Ты – предатель Британской короны! – я показал в сторону купола. – После взрыва начнется война между нею и Россией, ты это понимаешь?
– Что вы несете?! – в его голосе не было ни капли убедительности. Инженер допятился до дивана, ткнулся в него и сел, кажется, даже не заметив.
– Кто устроил взрыв – разберутся быстро, – я навис над ним. – Поймут: виноват ты. Во всем обвинят Британию и… Думаешь, война сейчас в интересах твоей страны? Россия сильна как никогда!
– Да кто вы такая? Вы… – он пригляделся. – Постойте, да вы же юноша!
Брутман попытался встать, но я толкнул его пятерней в лицо, опрокинув обратно.
– Ты что делаешь?! – завопил он. – Кто ты такой, чертов щенок?!!
Тогда я ударил его наотмашь – закатил пощечину, такую сильную, что на бледной щеке инженера запечатлелся отчетливый след пятерни.