– Слушаюсь тебя, царь, я выполню твое указание!
– Твои московские земли тебе будут возращены по наследственному праву, так как ты – единственный тепереча старший из рода Бельских и имеешь на них полное право. А вот за то, что отвел подложный навет на московское княжество за воровство в Англицком дворе, дарую тебе еще и дачу на Тверской земле. Полагаю, что так у тебя будет больше интереса с разбойниками тамошними расправиться. Да, и нужно же тебе жить где-то, пока в Твери службу свою нести будешь.
Царь умолк, а стряпчий преподнес Николаю четыре грамоты: на боярство, на московские земли и на землю под Тверью. Вот эта земля под Тверью и была дача. Не те шесть соток в нашем понимании, а земля, строения и холопы. В общем, целое село со множеством дворов и людей. А четвертая грамота указывала на то, что боярину Николаю Бельскому приказано исполнять разбойные дела. Николай поблагодарил, а Иван Грозный только молча кивнул, и все поняли, что аудиенция окончена.
По дороге домой заехали в боярскую избу, где, оказывается, были уже готовы на Николая все бумаги. Вот тебе и отсутствие компьютеров, телефонов и прочей оргтехники. И без них все четко рассчитали и выдали под роспись причитающуюся ему сумму. Теперь Николай стал официальным государственным служащим в Московском княжестве.
Когда вернулись в дом Остафьева, тот на радостях захотел закатить пир. Николаю, по идее, нужно было выставляться. Будучи в своем времени у себя в отделе, например, после очередной звездочки, – это было гораздо проще. Сбегал в магазин, набрал того и этого, да и порядок – все рады и довольны. Но сейчас Николай даже не знал, что ему и предпринять, а потому полностью отдал бразды правления в организации праздника своему крестному. Андрей Яковлевич на какое-то время исчез. А затем явился уже в другой одежде и с каким-то футляром в руках. Он загадочно улыбался, а когда преподносил его, то торжественно произнес:
– Вот, Николай, полагаю, что на новом месте службы эта вещица тебе может здорово пригодиться. Ты будешь иметь дело с лихим людом, а это весьма опасное дело. Так вот тебе англицкая пистоль. – С этими словами Андрей Яковлевич открыл крышку ларца, а в нем на красном бархате лежали мушкет, шомпол и мешочки с дробью и порохом. Ну, прямо антикварный экземпляр. В наше время весьма прилично бы стоил такой гарнитур.
Рядом стоял радостно улыбающийся боярин Остафьев. Он, в свою очередь, протянул Николаю достаточно объемный кожаный мешочек.
– А это тебе от меня немного деньжат. Думается, что тебе они весьма пригодятся на восстановление усадьбы в Москве. Да и на дачу тоже деньги лишними никогда не будут. А главный подарок тебя на дворе ждет, – загадочно улыбнулся крестный.
Втроем они вышли во двор. Рядом с крыльцом дома стоял чудо-конь: вороной, с отливом – прямо весь как атласный. А мышцы у него с каждым его движением так и играли. Николай залюбовался подарком, не в силах отвести глаз от такой красоты. Боярин Остафьев с довольным видом переглядывался со своим другом.
– Ну, как, крестничек, нравится тебе наш подарок? Правда, красавец?
Николай молча кивнул головой, он ничего не мог ответить крестному. У него просто не хватало слов, чтобы выразить свое восхищение, но крестный и Андрей Яковлевич все поняли без слов. Николай взял от конюха протянутую ему краюху хлеба. Отломил кусок побольше и протянул вороному. Тот его обнюхал, покосился лиловым глазом на Николая и осторожно мягкими губами взял хлеб. Николай осторожно погладил его по шее и прижался к нему. Конь принял его. На вороном скакуне уже было добротное снаряжение и кожаное седло. Короче, садись и лети во весь опор куда душа пожелает. Николай вспомнил своего настоящего отца и то, как они вместе напряженно готовились к контурам. Как он одолевал препятствия, как конь гарцевал под ним, пока судьи подсчитывали свои баллы.
– Вижу, что проехаться тебе невтерпеж! – усмехнулся Остафьев. – Ну садись. Только не гони сильно. Поначалу ты с ним получше познакомься. Имя ему сам дашь!
– Знаю, – ответил Николай, запрыгивая на коня.
Конюх пошел открывать ворота, а Николай, сидя на коне, нетерпеливо ожидал его. Наконец ворота распахнулись, и наездник не удержался. Он стрелой сорвался с места и полетел во весь опор. Люди на улице, стоявшие поблизости от ворот дома, испуганно закричали и шарахнулись в сторону, а Николай был уже далеко. Он несся к Варварским воротам. Доехав до них, он развернулся и поскакал обратно. Проезжая мимо торга, он краем глаза успел заметить купеческую дочь, которую он совсем недавно спас от татей. Та стояла рядом с отцом, и они оба не могли оторвать своего взора от рослого парня в яркой атласной рубахе, стрелой летящего на красавце, вороном коне.
– За такого коня – не одну деревню со всеми холопами куплять можа, – задумчиво глядя вслед скрывшемуся за поворотом всаднику, произнес купец.
– А я его узнала, – так же задумчиво глядя в том же направлении, ответила ему дочь.
– Да, а откеда? – удивленно спросил ее отец.
– Так он меня от татей спас, а ты его тогда оборванцем обозвал, – усмехнулась она.
– Да? – спросил отец и стал задумчиво чесать бороду. – Надобно об ентом парне мне поболее разузнать.
– Вот-вот, и поторопись разузнать, а то как бы какие порасторопнее нас не нашлись и не увели бы его, – ответила дочь.
А после был пир в скромной компании, к которой присоединились и жена боярина Остафьева, и жена дьяка Щелкалова. Была с ними и Марфа, которая
