море.
— На тебя все рукой махнули?
— У нас говорят «сбрили бороду».
— Э? Ты же не…
— Раньше перед похоронами волшебнику сбривали бороду, завязывали ее узлом, зачаровывали против воскрешения и сдавали в хранилище.
— Это ты так шутишь?
— Нет. В прежние времена, во времена войн Некромантов и Пламенных Походов, маги, погибшие в бою с некромантами, могли восстать в облике «призраков войны». Такие случаи были настоящими катастрофами, потому что магов тогда не отпевали священники и не хоронили на святой земле. Их тела успевали основательно пропитаться темной некротической силой, и порой в них селились обрывки сознаний сотен погибших вокруг людей и нелюдей. Так называемые «предсмертные крики». Восставшие таким образом волшебники были чудовищами, совершенно лишенными разума и цели, но раздираемыми предсмертными мучениями многих уже мертвых людей. Они думали, что все еще находятся на поле боя, и нападали на все живое. Эта нежить натворила много бед, пока не был составлен ритуал. Сбрить бороду, завязать узлом и провести все манипуляции. Отсюда и пошло выражение… ты что такой бледный?
— Жуткие вещи говоришь, мудрейший, — прошептал Томех, — спаси Господь-Кузнец, какие жуткие! А что здесь так темно-то? Это…
— Ты что, испугался? — Волшебник улыбнулся и продолжил настраивать доску. На успех он не надеялся, но это занятие его успокаивало. Под конец, устав, он оттолкнул артефакт и уронил голову на сложенные на столе руки.
— Слушай, а раньше ты этой штукой пользовался?
— Один раз.
— А может, ты просто неправильно ее крутишь?
— Исключено.
— Ну мало ли…
— Вот ты мог бы забыть, как надо точить топор? Очищать доспехи от крови, чтобы не завоняли? Торговаться с нанимателем?
— Ну нет! Я же этим живу! Я же… А!
— Вот-вот. Волшебники очень тщательно подходят к работе с артефактами. Они — треть нашего могущества.
— Треть? А остальные две трети?
Тобиус сонно зевнул, не поднимая головы.
— Собственная сила и магические союзники.
— Вот как? Союзники? А это кто?
— Это… это… это вроде тебя.
— Э? — не понял Томех. — Наемники, что ли?
— И наемники тоже. Все существа, духи, нечисть любых пород, которых мы можем призвать, с которыми можем заключить договор или, на худой конец, поработить, — они треть нашей силы. В трудную минуту именно они могут помочь кулаками, мечами или заклинаниями.
— Во как! А ты? У тебя они есть?
— Три.
— Фрр-р-р! — возмущенно донеслось из-под стола. — Фрр-р-ря!
— Вот чей бы шакалот выл, а твой бы пасть прикрыл! Ты только и делаешь, что дрыхнешь! Какой ты, к ахогам, союзник?
— Фрр-ря!
— Ну ладно! Ладно! Пусть будет четыре!
— Фрр-р! Фрр!
— Ох… устал я от него.
Томех Бэлза заглянул под стол, где Лаухальганда грыз баранью ляжку.
— Что это вообще такое?
— Не знаю. Я нашел его в самом пыльном и заброшенном углу библиотеки Академии. Ни в одной книге ничего подобного нет, лучшие бестиологи давно махнули рукой узнать, что он такое, и… Я устал. Надо переправиться через Седое море, надо отдать им свитки и вернуться домой. Джассар говорил, что истинный путь мага — это путь. Мы постоянно должны идти на поиски знаний, но видит Господь, я так устал куда-то идти!
— А я вот люблю идти. — Томех отставил опустевшую кружку. — Мои предки поколениями сидели сиднем на своей земле. Дед, прадед, прапрадед. Рождались, жили и помирали на одном месте. На церковном погосте можно было всех до седьмого колена пересчитать. А я с отрочества знал, что мне там не быть. Нет, где угодно, только не там! Лучше пусть вороны сожрут, коли голову сложу на поле боя. Поэтому когда шехверцы шли мимо, я сразу все решил. Мать за рубаху цеплялась, умоляла не ходить с душегубами. У нас, знаешь, все по подвалам прятались, как только душегубы появились, шехверцев в
