– Здравствуй, Райла, я чувствую твой запах.
– И чем это от меня пахнет?
– Женщиной. – Волшебник усмехнулся, садясь на кровати. – Что привело тебя сюда?
Она медлила.
– А ты… ты так и будешь сидеть с повязкой на глазах, Седой?
Тобиус ничего на это не ответил, он ждал, и гостья это поняла.
– Я просто хотела поблагодарить тебя за то, что спас мне жизнь тогда…
– Ерунда, – спокойно опроверг он, – ты не дала зарубить меня, я не дал вскипятить кровь тебе. Квиты. Зачем пришла?
– Я уже сказала…
Он лишь хмыкнул.
– Еще я хотела передать тебе то, что Годлумтакари рассказал мне тогда. Когда направлялся к вершине башни, он случайно увидел двоих с отрядом хобгоблинов. Одного из них он узнал – тот нес в руке плеть…
– Ибехей Поработитель, знаю. Если Годлумтакари был рабом-гладиатором в Аримеаде, наверняка он повидал таких, как этот Ибехей. Рабы патологически ненавидят надзирателей.
Ему было приятно слышать ее дыхание, волнующий и взволнованный, самую малость хрипловатый голос.
– Хватит выдумывать причины, я знаю, почему ты пришла, – с неожиданной мягкостью проговорил волшебник. – Ты боишься.
Она медлила, пока не собралась с силами и не выдала:
– Тебя, что ли, Седой?
– Возможно, и меня, но в первую очередь себя самое. Давай, Райла, задай вопрос, который пляшет колобенку на кончике твоего языка.
– Курва, – выдохнула она сквозь стиснутые зубы. – Поклянись именем Господа, что ты не… ты не…
– Что я не использую на тебе никаких приворотных чар, – закончил он, – так?
– Да, – несколько даже обиженно воскликнула мечница.
– Я сделаю лучше. Клянусь именем Джассара Ансафаруса, что не дурманю твою голову какими-либо чарами или зельями. А теперь ты поклянись именем Господа-Кузнеца, что не творишь надо мной никакой приворотной волшбы.
– Что?!
Тобиус почувствовал, как искренне она вскинулась, и улыбнулся.
– Сядь. Успокойся.
Ей пришлось подчиниться, потому что, когда маг говорит
– Ты когда-нибудь испытывала несчастную любовь?
– Несчастную? Что за вопрос?
– Вопрос, который задал я. Тебя когда-нибудь привлекал мужчина, который бы не отвечал взаимностью?
– У меня было немного…
– Я не об этом спросил.
– Тогда нет. Я умею нравиться.
– Вот именно, умеешь. Тебе часто везло в азартных играх?
– Я мало играю… но обычно выигрываю.
– Как и я. Бывало ли так, что ты предупреждала кого-то о том, что вскоре начнутся неприятности, и… о боже, тебя за это назвали Вороной? Потому что ты…
– Каркаю, – закончила она вместо него, – да. Это правда, и о ней знают все. В гвардии ко мне прислушиваются, считают, что у меня хорошее чутье на засады. Что? Что ты так скалишься, Седой?
– Люблю быть правым.
– А кто не любит? Хватит, говори!
– Я думаю, – осторожно послушался он, – что у тебя в роду были ведьмы. А то и вовсе йегга[25] затесалась.
Тобиус ощутил ее страх и возмущение. Он пожил в стране, напрямую подчиненной Святому Престолу, достаточно долго, чтобы понять, с какой настороженностью тамошние люди относятся к носителям Дара. Лицензированные и патентованные маги пользовались уважением, но не любовью, а ведьмы, за которыми по сей день охотилась Инвестигация, и вовсе внушали ужас. Мало кто захотел бы быть заподозренным в родстве с одной из них.
– Конечно нет!
– Прими совет от того, кого учили беседовать с псами Святой Церкви, – если когда-нибудь этот вопрос задаст тебе инвестигатор, пожалуйста, скажи просто «нет». «Конечно» заставит его немедленно усомниться в твоей искренности. Мать? Бабка? Прабабка?
