– Пошли, заберем твою лопатку.
– Мою нельзя, – засмеялся солдат.
Семка, подойдя к туше, несколько раз ткнул в нее своим когтем. Похоже, Ахметлатыпов точно угадал – предложенная им часть чуть понежнее будет. Ее он и отчекрыжил. Чуть подумав, содрал кожу вдоль хребта и вырезал шницель.
– Как ты думаешь, до вечера не испортится?
– Если жарко не станет…
– Жарко не станет. Ты чего высматриваешь?
– На чем жарить станем. Жаль, деревьев нету.
– Не переживай, придумаем что-нибудь.
Семка на ходу отрезал небольшой кусок мяса, подвесил его в воздухе и обработал ультразвуком и паром. Потом разрезал на восемь совсем уж маленьких порций и вновь тщательно пропарил. Раздал каждому по порции.
– Пробуем. Плохих последствий не ожидается, но до конца уверенным можно быть лишь после пробы.
– Не стану я есть непонятно что! – неожиданно возмутился Ефремов. – Вдруг отравимся!
– Эй, отдай мне, – тут же предложил Жиба.
– Я тоже не откажусь, – заявил, облизывая пальцы, Кантур. – А ты учти, ослабнешь с голодухи, мы тебя нести не станем. Одно дело, когда человек ранение получил или контузию, другое – по своей дурости всем помехой сделался.
Ефремов от такого напора растерялся, скрипнул зубами и, закрыв глаза, вонзил зубы в свою порцию.
– Ну как?
– Соли бы.
– И еще мясца пять раз по столько же! – хохотнул Кантур.
Остальное мясо уложили в корзинку из травы и в котомку, которую сметливый Ахметка смастерил из паутинного кокона. Семка укрыл их защитой, чтобы запах не привлек хищников или насекомых.
Проверка прошла успешно, расстройство желудка коснулось только несчастливого в последнее время Кантура. Но тот признался, что автоматически пожевал какую-то оказавшуюся очень горькой травинку. Так что обед у них был маловкусным, но сытным.
– Осталось придумать, как и из чего построить плот, – сказал Семен Барсуку, умывающемуся под струйкой воды.
– Вот это радостная весть, – обрадовался лейтенант и плеснул водой в Семена. – Будем думать по пути.
– Вы о чем? – спросил полковник Разуваев, стоявший в очереди к «умывальнику». – Впереди река?
– Нет. Впереди степь, кое-где рощи и еще несколько глубоких оврагов, – объяснил Семка.
– Так зачем плот?
– Пусть это будет сюрприз.
Отряд несколько раз останавливался у заболоченных низин – собирали местную осоку, или, может быть, местный камыш, вполне пригодный, чтобы сплести из него веревки. Личный состав пребывал в не меньшем недоумении, чем полковник, непонятный приказ исполнялся, но, конечно, и обсуждался, выдвигались разные гипотезы, только Семен и Барсук как в рот воды на брали.
– Вон у горизонта роща темнеет. Там должны найтись подходящие жерди.
– Должны, – согласился Семен и принял правее, чтобы выйти к роще с правой ее стороны, рассчитывая таким образом уменьшить крюк маршрута.
– Да уж, – протянул Семен. – Чего только не увидишь.
– А я по телевизору видел, что у нас на Земле тоже нечто подобное есть, – сообщил Куликов. – Мангровые заросли, например. А, нет. Там про мангры тоже было, а похожее про фикусы.
– Фикус у моей бабушки в кадке растет, – засомневался Кантур.
– Так это домашний, а там про дикие рассказывали.
– Совсем дикие? – спросил Жиба. – На людей кидаются?
Честно говоря, Семен ни про мангры, ни про фикусы ничего похожего не помнил. Кажется, вся эта не такая уж маленькая роща – шагов в шестьсот длиной и в четыреста шириной – состояла из одного дерева. То, что они видели сейчас, остановившись рядом с опушкой, заставляло думать именно так. От стволов высотой метров в десять на разной высоте отходили ветки, мало чем уступающие по толщине самому стволу. Чтобы не держать на весу такую тяжесть, дерево пускало с веток к земле ростки, которые врастали в почву и сами становились стволами. И колоннами для поддержки ветвей одновременно. Издалека было отчетливо видно, что в центре рощи высота деревьев раза в три выше, чем на краю.
А еще во многих местах побеги опускались на нижние ветви и врастали корнями не в грунт, а в них. Ветви кое-где сплетались причудливыми узорами, изгибались арками. Если добавить к этому, что если заглянуть чуть глубже в эту рощу-дерево, голой земли там и не увидишь – сплошь торчат отовсюду кривые, порой толстые, порой, наоборот, тонкие, извитые, словно лента у гимнастки, корни, – то картина получалась завораживающая и слегка
