— Когда ты вернешься? — Сейчас, когда какое-никакое объяснение состоялось, разговаривать стало ощутимо проще.
— Осенью. — Таллий тяжело вздохнул и отстранился. — Сама понимаешь, дорога неблизкая.
— Ты хочешь оставить службу? А тебя отпустят?
— Надеюсь. — Северянин слегка пожал плечами. — У нас не принято подобное принуждение, оно бесполезно. Могут потребовать какой-нибудь откуп за неожиданность и несвоевременность ухода, но мне есть что предложить. А в худшем случае… — он запнулся, но все-таки продолжил, — в худшем случае ты почувствуешь.
— Хочешь сказать, они могут тебя убить? — спросила я.
— Могут, но вряд ли сделают это, — отмахнулся Таллий. — Это совсем уж крайняя мера, а я никаких законов не нарушал. У меня получится договориться и найти выход, не волнуйся. Пока я жив, я иду к тебе. — Прозвучало это тихо и веско, как клятва.
— Звучит не очень оптимистично, — нервно хмыкнула в ответ.
— Я буду писать тебе с дороги. Но ровно до тех пор, пока смогу сам отправлять письма и буду уверен, что они не попадут в чужие руки.
— Все
— Не думаю, что все на самом деле так плохо, но предпочитаю перестраховаться. Если я знаю, что тебе здесь гораздо лучше, чем в Белом мире, совсем не обязательно ту же точку зрения разделят старейшины. Поэтому — пусть пока не знают о тебе. А если вдруг кто-то скажет, что я прошу тебя приехать, смело отправляй его… к Белому в гости, — со смешком резюмировал Таллий. — Я совсем тебя застращал? Прости, просто привычка надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Скорее всего, все пройдет спокойно, и уже к началу осени я буду здесь.
Потом мы вновь целовались, а потом мужчина ушел, оставив меня в смятении и с очень смутным представлением как о ближайшем, так и об отдаленном будущем. Как же просто все было всего пару месяцев назад!
Проклятый ветер перемен.
Хоть бы этот бледнорожий вернулся благополучно! И поскорее…
ЭПИЛОГ
Я сидела за стойкой, подпирая голову ладонью, и задумчиво обводила пальцем контуры оружия, лежащего в открытом полированном ящике, обитом изнутри алым. Скипетр получился великолепный: тонкий, изящный и смертоносный, несмотря на странную конструкцию и кажущееся неудобство. Я даже успела отправить заявку на медный клинок, показать оружие прибывшему из столицы коллеге и получить одобрение. Дело оставалось за малым: добраться до столицы и получить из рук главы гильдии знак.
Вот только особенной радости по этому поводу я не испытывала и ехать никуда не спешила. Я даже особенного удовлетворения от отлично проделанной работы не ощущала. Ну да, получилось, и получилось красиво, даже изумительно, но…
Осень давно вступила в свои права. В воздухе не просто пахло снегом, он уже несколько раз выпадал ночами, но днем почти полностью истаивал. Маги обещали, что со дня на день снег ляжет окончательно.
За окном кипела жизнь. Уже привычно бурная, наполненная немного истеричной радостью. Не стало Серых, и Приграничье наконец поверило в это окончательно. Первое время безумная праздничная эйфория сопровождалась чувством растерянности, никто не знал, как жить дальше, но вскоре за рутинной суетой это ощущение пропало. К общему облегчению, покинул город обитатель ратуши: отправился к своему народу помогать ему с восстановлением городов. В дудках Кузнеца организовали вдумчивую полноценную выработку, под это дело прислали из столицы специалистов. Вот только ворота в восточной стене прорубать не спешили, пока ограничивались подъемниками и помощью магов.
Люди привыкали жить спокойно, а меня одолевала тоска.
Последнее письмо от Таллия пришло в начале лета, и с тех пор — тишина.
За это время в Приграничье уже дважды успел побывать его верный враг с короткими деловыми визитами на пару дней. Если он что-то знал о наших с северянином отношениях, то благоразумно помалкивал и темы Таллия Анатара не касался. Не касался ее и Лар, за что я была ему искренне благодарна. Ларшакэн, к слову, наконец-то занялся не только моей, но и своей собственной жизнью: они с Каной среди лета сподобились пожениться и теперь осваивали новые, неведомые доселе грани личных отношений. С одной стороны, я завидовала, глядя на них, но с другой — радовалась, потому что у них почти не оставалось времени на меня, даром что жили по-прежнему в одном доме. А в свои чувства и мысли я не хотела пускать даже Лара.
Порой ждать и верить в скорое возвращение северянина было легко, порой я мучилась и пыталась уговорить себя, что он не врал, напоминала себе об обычаях его родины и характере самого мужчины, но не забывала о нем ни на минуту. Кажется, даже если бы захотела прекратить ждать, не смогла бы:
